Рыжие псы войны - Эльдар Сафин Страница 55

Утро выдалось суетливым и неприятным — капитан Морик принес весть о том, что обнаружено очередное тело — а значит, неведомый убийца вновь взялся за свое. Парай Недер, у которого в последние дни и без того забот было немало, признал, что совсем не занимался этим делом.

В самом начале он поручил расследование одному из своих людей, но ведь известно, что если не подгонять и не напоминать о задании, то оно обязательно будет выполнено кое-как.

Среди слуг поползли слухи, и многие склонялись к тому, что это дело призраков или демонов, хотя никто еще не пытался связать все убийства, в том числе и гораздо более старые.

Про герцога Сечея Айра бы даже не вспомнила, если бы Парай не послал за ней.

На площади Красных Дождей правительница и мятежник появились одновременно. Вот только королева приехала со стороны дворца в карете, а Сечей шагнул на брусчатку площади со стороны порта, босой и с непокрытой головой — правда, в отличие от прошлого дня он был чисто вымыт и лицо его оказалось чисто выбрито.

Он шел спокойно и смотрел на узнающих его людей в толпе с улыбкой.

Лицо Сечея было светлым и спокойным, так, будто он понял для себя что-то такое, что может открыться только человеку, который сам, добровольно идет на смерть тогда, когда мог бы сбежать и жить в безопасном месте хоть и преступником, но преступником богатым и неподсудным.

Никто из собравшихся на площади людей не питался задирать его — беднота, любящая закидать преступников гнилыми фруктами и протухшими яйцами, в этот раз напряженно молчала; зажиточные горожане, лавочники и купцы словно-ждали, что скажет сама Айра, не решаясь выразить ни восторга, ни ненависти.

В окружении стражников Айра, против своего обыкновения, пошла не к зданию ратуши, с балкона которой вынуждена была зачастую следить за казнью преступников, а к помосту, на котором стояла плаха.

Палач — громадный детина с руками, каждая из которых могла соперничать в обхвате с талией королевы, стоял совершенно спокойно и даже вроде бы позевывал под колпаком.

Он привел в исполнение не один десяток приговоров, видел и отмену казни, и внезапное ужесточение наказания — когда за отказ покаяться в последний момент преступнику меняли, к примеру, порядок четвертования, и отрубали вначале не голову, а руки и ноги, и лишь потом дело доходило до шеи.

— Ваше Величество, — учтиво поклонился Сечей пожалуй, ниже, чем это стоило бы делать брату королевы, но при этом гораздо менее подобострастно, чем это пристало изменнику.

— Ваше Высочество, — с нервной усмешкой ответила Айра.

Она видела, что Голос прав, что ее личная магии, дар убеждать сработал, и теперь Сечей предан ей полностью и безоговорочно, что он решил для себя все окончательно. Это одновременно радовало и тревожило ее — юная королева не понимала, что ей теперь с ним делать.

Казнить ставшего верным родича? Помиловать одного из вожаков мятежа?

А народ, стоявший за рядом стражи всего в полутора десятках локтей от помоста, ждал развязки. Все они — сотни и тысячи человек — ждали, что она скажет, как произнесет слова, каким жестом сопроводит.

— Считаешь ли ты себя виновным? — звонко сказала Айра и тут же прикусила язык от досады.

Наверняка ведь надо было придумать что-то другое!

— Да, я виновен и заслуживаю смерти, — чистым и спокойным голосом ответил Сечей и расправил сведенные плечи.

Они стояли рядом друг с другом, королева и принц королевского дома, их можно было принять за родных брата и сестру — в Сечее сильна была кровь Доросомнаев, так же, как и в самой Айре.

— Вступил бы ты сейчас в заговор против меня?

— Нет, сейчас я бы встал рядом с вами, Ваше Величество, и защищал бы вас от любой опасности.

Толпа загомонила — вместо очередного кровавого финала люди предчувствовали нечто другое, более сложное и в то же время интересное, вот только пока не понимали, как все закончится.

— И ты бы смог поднять руку на своих отца и брата, если бы они выступили против меня?

— Да, я сделал бы это, не раздумывая ни мгновении, — не моргнув глазом искренне ответил Сечей.

— Тогда ты должен будешь обезглавить их на этом самом месте, — Айра произнесла эти слова и только после этого осознала сказанное.

Это было жестоко и грубо, и она не понимала, откуда взялось это в ней.

Однако сказанного было не вернуть.

— Но я не палач, Ваше Величество, — гораздо тише и менее уверенно сказал Сечей. — Вы можете казнить меня — я к этому готов. Но заставить убить моих родственников, связанных и не имеющих возможности ответить ударом на удар…

— Если они останутся живы, я никогда не буду спать спокойно, — королева сказала это спокойно и жестко, так, чтобы ее собеседник, равно как и все и толпе, понял, что это она говорит серьезно. — Кроме того, у нас, Доросомнаев, и наших родных — крепкие шеи. Не всякому палачу удастся отрубить голову и один раз. Отказавшись, ты оставляешь эту работу кому-то другому, кто может сделать ее гораздо хуже.

Палач на помосте засопел — ему было обидно слышать подобное.

— Я могу сделать это, — теперь голос Сечея был едва слышен, но каким-то образом слова разнеслись по всей площади.

— Ты верен мне, — заявила Айра. — Теперь я знаю это точно. Ты прощен. Но… Мои дядя и младший кузен должны умереть от твоей руки. И ты никогда не станешь герцогом Сорасским. Ты останешься Сечеем.

Не дожидаясь ответа, не собираясь смотреть на то, как отреагирует толпа, королева спустилась с помоста, в несколько мгновений, едва не переходя на бег, добралась до кареты и приказала ехать во дворец.

Внутри у нее была буря, настоящий шквал — там маленькая девочка пыталась отстоять себя перед рождающейся в муках королевой, там куклы вставали против пик и алебард, а стальное оружие склонилось перед тряпичными игрушками.

«Ты все сделала правильно», — утверждал Голос.

И от этого почему-то становилось еще хуже, и волнами накатывало отвращение к себе, и Айра чувствовала себя грязной, запятнанной и неправильной.