Во славу короля! - Галина Гончарова Страница 55

О лорелай лорелло.

Лиля подумала, что бродячие менестрели – зло. А беруши – добро. И надо бы срочно вспомнить, где выращивают хлопок, как делают вату, и вообще – лет десять, и будут ей затычки для ушей.

Служанка в таверне была хороша

О лорелай лорелло.

Пиво носила она не спеша

О лорелай лорелло.

Ей моряки сказали – красотка,

О лорелай лорелло.

Все б на тебе женились красотка

О лорелай лорелло.

А может, проще сразу прибить? Не дожидаясь урожая хлопка?

Бродячие менестрели – такой народ. Непоседливый и пронырливый. А еще неясно почему пользующийся спросом. Ведь и есть-то…

Лиля с искренним отвращением покосилась на человека, который сидел на бревне, и наигрывал на чем-то вроде лютни. Надеть бы ему этот инструмент на голову!

Менестрель прибился к их кортежу сегодня днем. Шел по дороге, а увидев приближающихся всадников, не сошел и согнулся в поклоне, как поступали все крестьяне, а остановился прямо посреди дороги и склонился в поклоне, сдернув с головы нечто вроде берета.

Похожую шляпу Лиля видела как раз у д’Артаньяна. В чем-то подобном шевалье приехал в Париж, но счел головной убор невыносимо провинциальным и поспешил от него избавиться.

Местные сочли его очаровательным. Да и менестреля тоже.

Положа руку на сердце, основания у них были. Менестрель, со звучным именем Варфоломей, был очаровательным юношей лет двадцати – двадцати двух, с кудрявыми локонами русых волос, смазливым личиком и такими громадными голубыми глазами, что Лиля (совершено не романтично) заподозрила у него базедову болезнь. Берет с пером цапли ему был очень к лицу, и голубой дорожный костюм, и даже побрякушки, нашитые то там, то здесь.

Не к лицу ему была только музыка.

Вот в роли жиголо или комнатной собачки он был бы незаменим. А как певец…

Лиля на миг задумалась, имел бы он успех в двадцать первом веке?

Наверное, да. Слабенький голос есть, слух тоже, мордашка смазливая, а репертуар и там не лучше.

Варфоломей попросился ехать вместе с кортежем и развлекать благородных господ, и выполнял свое обещание. Вот уже полтора часа выполнял.

Сначала рассказал историю о принцессе, которая была заперта в высокой башне и храбром рыцаре, который поехал ее вызволять. Потом спел несколько баллад… терпение женщины откровенно заканчивалось. Убила бы!

– Джес, может, прогуляемся? – тихо спросила она мужа.

– Вам не хочется послушать менестреля, госпожа графиня?

Лиля передернулась.

– Мне его убить охота, а не слушать эту нудятину.

По закону подлости, именно в этот момент менестрель замолчал, воцарилось то самое мгновение перед аплодисментами, и в гробовой тишине слова графини прозвучали особенно отчетливо.

Аплодисментов Варфоломей так и не дождался.

Все ахнули.

– Лилиан! – Присцилла спокойно обращалась к ее сиятельству по имени. – Разве можно так?

Эрмина фыркнула.

– Благородному человеку, разумеется, нельзя.

Джес понял намек и побагровел. Лиля поняла, что уйти по-тихому не получится, и приняла вызов.

– Простите, Присцилла. Я просто не могу это больше слушать.

Графиню Ройвель она просто проигнорировала, словно и не к ней относилась шпилька. Поди, огрызнись! Признай, что не чувствуешь себя благородной!

– Возможно, прекрасной госпоже по вкусу что-то другое? – менестрель обязан быть хорошим психологом, или долго в профессии не продержится. Побьют. Ногами. – Я готов исполнить для вас любую балладу, любой мадригал!

Лиля передернулась.

– Боюсь, вы никогда не споете то, что мне понравится. Ваши песни не в моем вкусе, любезнейший. И вы в этом не виноваты, просто – так получилось.

– А что во вкусе прекрасной госпожи?

– Правда, – поддержала Эрмина. – Осуждать легко, а вот превзойти певца – сложно.

Лиля хмыкнула. Сколько раз она слышала эту песню, сколько раз читала эти слова. Развелось тут критиков, нет бы самим…

– Я личность творческая, беззащитная, меня всякий обидеть может?

– Простите? – опешила графиня Ройвель.

– Критикуешь? Сделай лучше. Вы ведь это имели в виду, Эрмина? Но разве обязательно быть поваром, чтобы не любить тухлятину? Или чтобы распознать в пирожках гнилую капусту? Тут можно и вовсе готовить не уметь.

Менестрель искренне обиделся.

Лиля подняла руку, успокаивая его. Ладно уж, не виноват парень, что у нее такое разочарование. И что до Высоцкого ему как до Китая пешком. И даже не до Высоцкого – просто, до какой-нибудь группы «Веселые телки из Ухрюпинска».

Надо быть снисходительнее к людям, как умеют, так и поют. Будет и в этом мире когда-нибудь симфонический оркестр, надо только не прибить его предка.

– Поймите, вы не виноваты, что мне хочется послушать что-то другое. Я не умею петь, но это не мешает мне любить одну музыку, не любить другую… что в этом удивительного? Может быть, вы расскажете какую-нибудь историю не про любовь? Что-то с приключениями? Есть у вас такое в репертуаре?

Обидчивый менестрель – существо редкое, потому как кушать хочется, мужчина подумал пару минут, а потом кивнул.

– Как не быть, прекрасная госпожа. Сказание о рыцаре Алистаре и злокозненной шильде, желаете послушать?

Закивали все. Острый момент был исчерпан, и люди приготовились слушать.

Это действительно была сказка.

О том, как шильда заколдовала принцессу, а потом пыталась строить козни рыцарю, которые поехал ее спасать. Полный набор средневековых штампов.

Золотые волосы, голубые глаза, мужественный рыцарь, нежная принцесса, обязательно – черная шильда, обязательно брюнетка выразительных форм и характеристик…

Лиля мужественно давила зевоту, а потом наградила парня золотой монетой.

Все всё поняли правильно, это вроде извинения, и расслабились. А Джерисон потихоньку утащил жену от костра, погулять…

– Никогда не слышал, чтобы ты пела.

– А я и не пою, – пожала плечами Лиля. Они с супругом решили дать небольшой круг рядом со стоянкой. Лиля уже повинилась, что чувствует себя не слишком хорошо, вот и сорвалась. Джес принял объяснение и успокоился.

Дело житейское.

– Тебе не нравится?

Джес искренне удивился. В это время музыкальное образование было обязательным для благородных, и даже в купеческих семьях девочки обязательно пели, но…?

– У меня нет голоса, – честно призналась женщина. – И мелодию я безбожно перевираю.