Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра - Вера Камша Страница 55

– Не знаю... – он не знает и знает...

Теплый жемчужный свет. Возникшая из ниоткуда сверкающая арка. И новый голос, исполненный сочувствия и любви. Он зовет за собой, зовет, обещая искупление, прощение и вечную, незамутненную страстями и грехами радость. Жемчужное сияние ширится, накрывая стенающую площадь, растекается дальше, дальше.

– Это конец? – Аддари все еще надеется. Вот уж в чьем сердце нет ни капли – нет, не Тьмы, ибо Тьма не есть зло, – грязи.

Если бы это было концом, но это не конец. Это обман, пустышка, дурман, которым он опоил перед смертью Эдмона. Свет прощения заливает город, но он не светит. Толпящиеся люди тонут во мраке. Их фигуры кажутся уродливыми и страшными в сравнении с жемчужными переливами. Они несовместны, эти низкие существа и высшая благодать.

Зря он сравнил свой обман с этим. Он облегчил Эдмону и другим осужденным уход, а это – это пытка! Страшная, безжалостная пытка, и кто-то еще принимает ее за Милосердие.

– Смотри! – вскрикнул, почти простонал Аддари. – Девочка и женщина. Они прощены! Прощены!

– Да, верно. – Неужели он ошибся?

Жемчужное сияние нежно окутывало подругу полководца и ее дочь, придавая им неземное совершенство. Даже красота Детей Звезд, и та меркла перед этой чистотой и невинностью. Волна света омыла их и погасла, осталось лишь слабое сияние над головами. Вновь раздался голос, призывавший избранных, и женщина медленно и отрешенно пошла к сияющей арке.

Если бы Клэр мог их видеть, он бы создал величайшее из своих творений, но их видел Нэо, и он не чувствовал ни благоговения, ни радости от того, что двое из тысяч признаны достойными.

Ноги прощенных сначала ступали по камням, потом перед ними упала светящаяся тропа, и они пошли по звездам навстречу вечной жизни. Неужели она все забыла? Забыла того, на кого смотрела такими глазами?! Неужели и Криза так же пошла бы по звездному вихрю навстречу чужому зову, забыв о том, чем билось ее сердце? Геро, бросившаяся в огонь, Марита, нашедшая утешение в реке, приняли бы они спасение, отринув то, что любили больше жизни?

Уходящая застыла на пороге Спасения, прижала к себе дочку и обернулась. Ее глаза отчаянно призывали того, кого она оставляла навеки.

Он ответил. Нэо не понимал слов, но кому нужны слова, когда говорит нечто высшее! Женщина покачала головой и внезапно толкнула девочку вперед, та скрылась в жемчужном сиянии, а ее мать побежала назад. Мужчина бросился к ней. Они стояли, обнявшись, посреди замершей площади, потом он поцеловал жену в губы и, развернув, легонько подтолкнул в направлении жемчужной арки. Она остановилась и вдруг бросилась на колени, простирая руки к порталу, в глубине которого стала проступать соразмерная мужская фигура. Мягкий и величавый голос произнес несколько слов, женщина пала ниц, а потом вскочила, по ее лицу текли слезы, но это были слезы счастья. Она бросилась к мужу, жемчужный свет воссиял сильнее, его отблеск пал на лицо воина. Ему было даровано прощение! Полководец обнял жену, а затем резко отстранился и пошел к арке, печатая шаг и положив руку на рукоять меча. Женщина закрыла лицо руками. Она знала, кого любила, и поняла, что сейчас произойдет.

Когда между Судией и человеком осталось несколько шагов, тот заговорил. И Роман, не зная ни одного слова, понял все, представив вместо безвестного вождя Рене Арроя. Этот человек был таким же, он не мог принять благодать, оставив свой народ умирать, каким бы тот ни был. Ореол света вокруг чела гордеца угас, но его жену по-прежнему ждало Спасение. Она могла уйти, грехи мужа на ее плечи не давили, но она лишь покачала головой.

– Она вымолила для него прощение, но он остался со своими людьми. А она осталась с ним... – зеленые глаза Аддари казались вместилищем скорби.

– Арде, – шепнул Норгэрель, не в силах оторвать взгляд от мужчины и женщины, отринувших Спасение, – но что будет дальше?

– Дальше? Забыли?! На закате прольется огненный дождь и будет лить до полуночи. Не уцелеет никто. Звездный Лебедь, что такое я несу! Не уцелеет... Не уцелел! Это было до того, как в Тарре появилась эта тварь из моря. Хватит! – Роман схватил Норгэреля за руку. – Идем! Я не хочу видеть, как Александр Тагэре отрекается от Благодати, как этот, в белом плаще... В Тарре никаких Труб Небесных и чужих Прощений не будет!

На этот раз его послушались. Последним, что увидел зачем-то оглянувшийся Рамиэрль, была девочка, бегущая от спасительной арки к матери, и чудовищная ненависть, исказившая лицо Норгэреля.

2896 год от В.И. Ночь с 21-го на 22-й день месяца Лебедя. ОРГОНДА. КЕР-ЖЕНЕВЬЕВ

Из задумчивости сигнора Аршо-Жуая вырвал конский топот и крики, сначала недоуменные, а потом злые и растерянные. Кричали у входа в лагерь, видимо, там что-то произошло. Второй маршал Ифраны был не из тех, кто не обращает внимания на мелочи, так как из них вырастают как крупные удачи, так и здоровенные неприятности. Ипполит быстро, однако с достоинством направился к источнику шума, но обнаружил лишь дозорных, один из которых с недоумением держал перевитую алой лентой охапку шиповника. Как оказалось, из темноты на полном скаку вылетел всадник в развевающемся плаще, пронесся между растерявшимися стражниками, бросил старшему проклятый букет и умчался.

Аршо-Жуай недоверчиво уставился на цветы. Судя по всему, они были сорваны совсем недавно и где-то поблизости, лента была шелковой, дорогой и очень хорошей. Маршал глупейшим образом несколько раз встряхнул подарок, из него ничего не выпало. Солдаты с интересом смотрели на манипуляции своего командира, который под их взглядами начал закипать. От начальственной выволочки бедняг спас новый всадник, у этого цветов не было. Осадив коня, корнет со значком полка «Красных голубей» срывающимся голосом доложил, что на их отряд было совершено нападение. Несколько тысяч всадников с дикими воплями налетели со всех сторон, топча и круша все, что попадалось на пути.

– Это были атэвы, – повторял гонец, – атэвы... Язычники, больше некому... В красных плащах... У них кони прыгают, как кошки... Они сожгли все, что горело, распугали и увели половину лошадей. Нам не на чем ехать, не на чем переправляться... Сигнор Рашо убит, сигнор Торгау убит, сигнор Фанюэль ранен...

– Придите в себя, корнет, – маршал с трудом удержался от того, чтобы дать перетрусившему щенку затрещину, иногда это помогает, но сейчас это выглядело бы слабостью, – позовите сюда сигнора Гошона. Переправиться в Кер-Женевьев мы не смогли, что ж, пойдем вверх по реке к Поросячьему броду. Этот мост разрушить не под силу никому, благо стоит дикая жара, а вы... – Аршо-Жуай с презрением посмотрел на гонца, – сигнор Гошон примет командование над «Красными голубями», и, надеюсь, научит вас уму-разуму, а эти розочки возьмите и передайте вашему бывшему полковнику. Он их заслужил.

Нэо Рамиэрль

Последний поворот, и перед глазами выросла серая, безрадостная громадина. В обреченном городе молились, пили, рыдали, проклинали, надеялись. Здесь было тихо. Никто не искал спасения в ЭТОМ храме, хотя если что-то и могло пережить огненный ливень, так здание, воздвигнутое не людскими руками, а нездешней силой, одинаково чуждой и Тьме, и Свету, и «милостивому» Судье. Правду говорят, что утопающий хватается за куст терновый, но даже он не схватится за сурианского кокодрила.