Троя. Падение царей - Дэвид Геммел Страница 54

— Речь не о том, Ахилл, — заспорил Тибио. — Одна метко направленная стрела — и у нас не станет царя.

— Этот довод применим к любой битве, — ответил Ахилл. — Агамемнон хочет, чтобы сперва было взято маленькое укрепление и захвачен летний дворец. Он поручил это мне и моим мирмидонцам. Такое поручение — честь. Какой царь разрешит своим людям рисковать, если сам он не готов к риску?

Тибио захихикал.

— Что-то я не вижу здесь с нами Агамемнона. Или Идоменея. Не вижу даже Одиссея.

— Все они уже в пути, — сказал Ахилл. — И ни один из них не страдает недостатком храбрости. Особенно Одиссей, — он улыбнулся. — Я видел его на Итаке, спасающим свою жену. Такое зрелище не скоро забудешь.

Патрокл наклонился к нему.

— Еще одна битва, в которой ты не должен был принимать участие. Клянусь богами, Ахилл, это было безумием.

— О да, это было самым благородным безумием. Все готовы?

— Все мы знаем, что от нас требуется, — сказал Тибио. — Мы тебя не подведем.

— Знаю, Рыжебородый.

Когда днище галеры заскребло по песку, Ахилл легко спрыгнул на берег и побежал к проходу. Держась поближе к откосу холма слева, он посмотрел вверх, на частокол, до которого оставалось около шестидесяти шагов. Его удивило, что на стене никто не движется. Согласно самым последним донесениям, укрепление должны были охранять пятьдесят человек, а на стене всегда дежурили двое часовых.

Отодвинувшись от входа, он поднял руку.

Еще несколько облаченных в темное воинов спрыгнули с галеры и быстро подбежали туда, где ждал Ахилл. Четверо из них были лучниками, и Ахилл подозвал к себе главного стрелка.

— Часовых не видно, — прошептал он.

Лучник, похоже, почувствовал облегчение. План заключался в том, что стрелки тихо убьют троянских часовых. А это нелегко — стрелять ночью в людей в доспехах, стоящих высоко вверху.

— Оставайся здесь со своим людьми, пока стена не будет взята, — сказал лучнику Ахилл.

Небо теперь начало светлеть, приближался рассвет. Ахилл обвел глазами ожидающих воинов. Он старательно их отбирал, и все они были бесстрашными и умелыми.

Жестом велев следовать за ним, Ахилл побежал к частоколу. Высокий Патрокл бежал справа от него. Слева был Тибио.

На бегу Ахилл продолжал осматривать укрепление. Может, это ловушка? Может, там залегла в ожидании сотня лучников?

У него пересохло во рту. Если так, лучники покажутся, когда Ахилл и его люди будут примерно в тридцати шагах от стены. На таком расстоянии лучше всего убить атакующих.

Ахилл продолжал бежать.

Осталось пятьдесят шагов.

Сорок.

Тибио пересек его путь слева. Патрокл вырвался вперед справа. Они тоже оценили расстояние для прицельной стрельбы и заслонили собой Ахилла.

Последние несколько шагов сердце Ахилла сильно колотилось, он обшаривал глазами укрепления, ожидая, что в любой момент там поднимутся лучники с натянутыми луками, с наложенными на тетиву стрелами с бронзовыми наконечниками.

Но никто не двигался, и отряд фессалийцев достиг подножия частокола.

Ахилл круто повернулся к Патроклу, который встал спиной к стене. Стройный воин кивнул, сцепил руки и пошире расставил ноги. Ахилл наступил на его ладони, выпрямился и, держась за деревянную стену, снова шагнул вверх, на этот раз встав на плечо Патрокла.

Теперь он был под самым парапетом. Выпрямив ноги, Ахилл заглянул через частокол. Двое часовых спали неподалеку справа от него.

Ловко взобравшись на укрепления, Ахилл вытащил оба меча и тихо двинулся к спящим. При угасающем лунном свете он увидел, что один из них почти мальчик.

И ему никогда уже не стать старше.

Ахилл вонзил меч в шею парня. Умирающий мальчишка издал низкий, булькающий стон. Второй часовой открыл глаза, увидел Ахилла и попытался закричать. Ахилл вогнал другой меч в горло этого человека с такой силой, что клинок перерубил шейные позвонки и воткнулся в деревянную стену.

Выдернув меч, Ахилл побежал вниз по ступеням укрепления к воротам. Они были заперты на толстый брус. Ахилл уперся в него плечом, поднял его и открыл ворота.

Воины молча вошли в бараки, прокрались вперед и встали у каждой лежанки. Ахилл ждал у двери, пока все не заняли свои места. Подняв руку, он дал сигнал приготовиться, и мечи мелькнули в полумраке, клинки нацелились на пятьдесят обреченных людей.

Рука Ахилла метнулась вниз. Пятьдесят мечей вонзились в цель. Некоторые жертвы умерли, не успев проснуться, другие закричали и недолго сопротивлялись. Не выжил ни один.

Выйдя из бараков, Ахилл добрался до ворот. Он увидел, что моряки с его галеры несут доспехи, шлемы и щиты для его бойцов. За ними на берегу собирались еще воины.

Два моряка подошли к нему с его доспехами и щитом. Ахилл застегнул нагрудник и пристроил щит на левой руке.

Он посмотрел вверх. Высоко на утесах стоял дворец Радость царя.

Если верить шпионам, дворец все еще служил жилищем для Париса и Елены. Агамемнон приказал, чтобы Елену взяли в плен, а Париса и детей убили. Ахилл понимал, что детей необходимо умертвить. Если оставить их в живых, они, когда вырастут, будут стремиться отомстить людям, убившим их отца. Умерщвление детей врагов было прискорбным, но необходимым деянием.

Ахилл горячо надеялся, что Елены и ее детей нет сегодня ночью во дворце.

В стоящем на высоком утесе дворце Радость царя Елена лежала в постели и не спала, слушая, как ее муж расхаживает по покоям. В последние ночи Парис почти не спал, и она слушала тихий неумолчный шум шагов: его босые ноги ступали туда-сюда по коврам.

Елена вздохнула. Она горячо любила мужа, но скучала по тихому ученому молодому человеку, за которого вышла замуж задолго до ужасной зимы с бесконечными слухами о войне и вторжении, задолго до гибели Диоса, которая изменила Париса до неузнаваемости.

Когда они встретились четыре года назад, Елена была беглянкой из Спарты. Скромная и тихая, она страшилась незнакомого города с его щеголяющими драгоценностями высокомерными женщинами, смотревшими с презрением на ее простую одежду и невысокую пухлую фигуру.

Воспитанная при суровом спартанском дворе, выросшая среди мальчиков и мужчин, думавших только о войне и завоеваниях, Елена восхищалась тем, что Парис совершенно другой. За его застенчивостью скрывалось странное чувство юмора, а его интерес к миру делал его полной противоположностью тем молодым людям, к которым она привыкла. Он научил ее читать и писать, потому что собирал документы изо всех земель, лежавших вокруг Зеленого моря. Он показывал Елене пролетавших над Троей птиц разных расцветок и объяснял, как они каждый год путешествуют из одной земли в другую. У Париса был бассейн для воды из мрамора и серебра, и он принес Елене морских коньков, чтобы держать их в этом бассейне и вместе наблюдать за каждодневной жизнью маленьких созданий, их рождением и смертью.