Сколько стоит корона - Катерина Коновалова Страница 54

Повинуясь ее жесту, Дойл опустился на скамью, тихо выдохнул, распрямляя ногу. Слуга принес кувшин с вином, два серебряных кубка и поднос с мясом, нарезанным тонкими ломтями. Установил на столе, снова скрылся в коридоре — и почти сразу вернулся, держа темный ларчик. Дойл узнал его — его находили при обыске. Леди Харроу забрала ларчик, поставила его на скамью возле Дойла и как будто нерешительно спросила:

— Вы позволите?

Дойл приподнял, насколько мог, голову и с трудом сглотнул — лицо леди Харроу оказалось слишком близко от его лица, так близко, что он мог рассмотреть не запудренные веснушки на тон темнее кожи у нее на носу и щеках, влагу на ресницах, тонкие лучики усталых морщинок в углах глаз.

— Конечно, — пробормотал он, понимая, что голос звучит слишком натужно и хрипло.

Щелкнул замок ларчика, и леди Харроу попросила:

— Закройте глаза, милорд.

Он подчинился, оставаясь наедине с ощущениями. Касание влажной тонкой ткани, стирающей следы золы с кожи. Случайное прикосновение прохладных маленьких пальцев. Острый льдистый запах незнакомой травы. Короткое объяснение:

— Это сок имбирицы лесной, милорд. Он очищает раны от всякой попавшей скверны и восстанавливает кожу, подобно тому, как швы искусной мастерицы восстанавливают прореху в ткани.

Имбирица немного щипала, но Дойл даже если бы захотел, не сумел бы пошевелиться, дернуться. Ему казалось, что он навеки прикован к этой лавке, и был согласен на этот плен — если вечность его лица будут касаться руки леди Харроу, и также вечно будет звучать рядом ее голос.

Новый запах — сладковатый, похожий на запах травяного отвара от горячки.

— Это душица голубая. У вас порез на щеке — его стоит очистить и залечить, чтобы не осталось следа.

Душица не щипала и не холодила, наоборот, как будто грела. А потом все разом прекратилось. Зашуршала юбка, и леди Харроу сказала:

— Вот и все. Постарайтесь не умывать лицо хотя бы до вечера.

Дойл открыл глаза, чувствуя сожаление от того, что все закончилось. Леди Харроу опустилась в кресло напротив, недалеко от камина. Дойл опустил голову, сдерживая побуждение размять затекшую шею, произнес:

— Благодарю за помощь, леди, — и прибавил: — это много значит для меня.

Леди Харроу улыбнулась.

— Вина?

Он поднялся, подошел к столу.

— Я налью, благодарю.

Он наполнил кубок и протянул его леди Харроу, потом налил себе и снова вернулся на скамью.

— Вы сказали, сегодня была неспокойная ночь, — произнесла она после долгой минуты тишины, — что произошло?

Он задумался. Это была неженская история, леди Харроу не следовало знать о погромах и пожаре — вернее, об этом не следовало знать ни одной благородной женщине. Но леди Харроу едва ли долго останется в неведении. Поэтому он ответил:

— Чернь бушевала. Пришлось наводить порядок на улицах.

Пытливый взгляд зеленых глаз словно попытался проникнуть в глубину мыслей Дойла и, кажется, преуспел, потому что леди произнесла:

— Утренние погромы повторились, но теперь королевского слова оказалось недостаточно. Этого следовало ожидать. Люди напуганы.

— У нас нет выбора. Порядок в городе — единственное, что удерживает нас всех. Стоит позволить его нарушить — и люди обратятся в зверье, — в этот момент Дойл снова ощутил ту усталость, которая накрыла его с головой этим утром. Он не чувствовал в себе сил бороться дальше, сохранять покой в обреченном городе. Он хотел оказаться как можно дальше отсюда — и все.

Удивительно, но леди Харроу вновь как будто прочла или угадала его мысли, потому что почти беззвучно проговорила:

— Вы не позволите, милорд. У вас хватит для этого сил, — и повторила: — у вас — хватит, — а потом добавила задумчиво: — это же вы приказали выдавать людям еду?

— Это решение короля, — зачем-то солгал Дойл. И вновь леди Харроу оказалась проницательней, чем можно было ожидать. Она улыбнулась и уточнила:

— Принятое вами, озвученное Его Величеством?

Чтобы сменить тему, Дойл, сделав глоток вина, резко сказал:

— Не ходите в доки.

— Не запрещайте мне, — леди Харроу встала и приблизилась к нему, остановившись в каких-нибудь паре шагов. — Я должна что-то делать. Вы ведь тоже это чувствуете, правда? Потребность сделать хоть что-то.

Дойл чувствовал, особенно раньше, в первые дни. Сейчас — меньше, но все равно чувствовал.

— Это не имеет значения, — ответил он, отводя взгляд. — Не ходите в доки. Хотите — считайте это советом друга. Хотите — приказом главы тайной службы короля.

Леди Харроу задумчиво соединила кончики пальцев и спросила:

— Вы ведаете обысками, арестами, казнями, патрулируете город. На что еще распространяется ваша власть, господин глава тайной службы? — в голосе не было прежней мягкости, и этой заставило Дойла поднять глаза и встретиться с ней взглядом.

— На все вопросы, на которые распространяется власть короля, — ответил он жестко. — И, если моего слова кажется мало, я привезу вам письменный запрет, подписанный рукой Его Величества. Никаких доков.

Глаза леди Харроу вспыхнули, потемнели, губы побелели — но гром не грянул, глаза не начали метать молний, с губ не посыпались злые проклятья. Напротив, лоб разгладился, глаза посветлели, губы стали мягче. Плавным движением она опустилась на колени, но в этом жесте не было ни покорности, ни подобострастности — он выглядел так, словно леди просто желала взглянуть на Дойла снизу вверх. Он дернулся было поднять ее — но не решился коснуться локтя.

— Милорд, прошу вас, не повторяйте этого запрета. Мы снова поссоримся — а мне бы этого не хотелось.

Уступить сейчас было проще всего на свете. Отказать было почти невозможно — не тогда, когда бешеный пульс застучал в ушах, а воздух покинул легкие. Она была совсем рядом, и Дойлу достаточно было бы сделать одно почти незаметное движение, чтобы коснуться ее губ.

Вместо этого он отклонился назад, насколько позволяла проклятая спина, и сжал пальцами край скамьи так сильно, что, кажется, мог бы раскрошить дерево.

— Леди Харроу, я дорожу вашим расположением, — он сумел выговорить это твердо, но голос все-таки сорвался, и Дойлу пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить: — но вашей жизнью дорожу больше. И если придется выбирать, я пожертвую удовольствием находиться в вашем обществе…

Он не договорил, но, хвала Всевышнему, леди Харроу это сделала за него:

— Чтобы сохранить мне жизнь? — также плавно она встала с колен, расправила подол платья и отошла к камину, кажется, не испытывая ни капли неловкости — разве что (и Дойл позволил себе считать так) можно было подумать, что она покраснела от смущения, а не от того, что на нее пыхнуло жаром.