Наследство золотых лисиц - Мария Николаева Страница 54

Что же касается лисиц… Они рассказывают о многохвостых лордах исключительно шепотом и только среди своих. Потому что в мире, где не существует полукровок, лисицы-мужчины обладали просто чудовищной силой. И их так боялись, что истребляли не только чужие, но и свои.

Так что такие откровенные разговоры не приводят ни к чему хорошему. Особенно всяких любопытных девиц.

– Что с ним стало? – не успев прикусить свой болтливый язык, спросила я.

– Ушел. Думаю, ты знаешь, что драконы не умирают. По крайней мере, от болезней или от старости. Нас, конечно, можно убить, если подобраться достаточно близко… Но гораздо проще устранить дракона, убрав из мира смысл его существования. Все эти легенды о драконьей верности и любви возникли не на пустом месте, Али. Мы действительно такие. Просто… скажем, далеко не каждый способен понять, когда мы любим, а когда просто увлечены новой игрушкой. Отец действительно любил мою мать. Так, как может любить дракон, – полностью и без остатка. Но она видела в нем лишь императора, вынудившего ее покинуть родные леса под страхом уничтожения ее родины. Одна женщина в качестве залога мира и процветания целого народа – это не такая уж великая цена, как думаешь? Отец верил, что когда-нибудь она смирится и поймет, полюбит… А она просто терпела. И лишь когда в ее жизни появился Нэс… Это очень грустная история. Моя мама так полюбила чужое дитя, что напитала болезненного ребенка своей силой. Дриады это умеют. Поэтому их леса всегда зелены и прекрасны. Вот только город к тому моменту выпил слишком много из нее, думаю, она не собиралась умирать, просто не рассчитала силу… А едва она умерла, отец покинул этот мир. Взял и ушел, не попрощавшись и не сказав никому ни слова. Его гнала боль и вера в то, что все мы, пересекая барьер между мирами, теряем прежние воспоминания. Так проще. Каждый дракон с рождения знает, что в самом крайнем случае у него будет шанс начать все с чистого листа. Ни памяти, ни боли, ни следа прежней жизни… Так что драконы не умирают, они просто рождаются заново. Где-то в другом месте.

Я почти не дышала. Сай был со мной откровенен. Слишком. Вот просто до мороза по коже откровенен. И я не знала, чем могу ответить на это. У меня много тайн, очень много, но ни одной из них я не смогла бы с ним поделиться. И уж тем более я не стала бы столь легкомысленно рассказывать об особенностях расы. Подобные знания слишком легко использовать во вред.

– Так что мне остается лишь верить, что отец нашел себя и свое счастье где-то в других мирах. По крайней мере, теперь он не отягощен империей и ее законами, – все еще пребывая в своих мыслях, произнес Сергил, а потом совершенно без перехода спросил: – Али, скажи, а если бы я не был императором, что бы ты тогда ответила на мое предложение?

От этих слов, как и от интонации, какой-то слишком осторожной, мне стало жутко. Легко было ответить, что я давно бы согласилась – на все. Не будь за его спиной империи, не мучайся я мыслями о том, какие решения он принимал и какие приказы отдавал… Да, мне было легко ответить. Но именно эта легкость и заставила меня сильнее стиснуть зубы и промолчать.

Находящийся рядом со мной дракон – император. Так, и только так. Он достоин занимаемого места. В нашем мире он играет именно свою роль. И не мне его сталкивать с этих подмостков. Да и кто, если не он? Баргил? Нет, не выйдет из него достойного правителя. Он глава имперской службы безопасности, одной из опор трона, но на большее ему не замахнуться никогда. Нейсил? Это даже не смешно. Нэсси – мечтатель. Из таких, как он, получаются худшие монархи и никудышные управленцы.

А потому на этот вопрос может быть лишь один-единственный правильный ответ.

– Если бы ты не был императором, – насмешливо сверкнув глазами, вкрадчиво произнесла я, – то я и внимания бы на тебя не обратила. Мы бы просто не встретились нигде и никогда.

И это правда. Где бы могли пересечься пути убийцы-циркачки и одного из драконов? Даже без императорского венца Сергил оставался бы высшим. Драконы редко опускают взгляд, их слишком манят небеса и другие миры.

Сай, приподнявшись на локте, удивленно посмотрел на меня и внезапно рассмеялся.

– А ты на редкость меркантильная. Даже не думал.

– Не меркантильная, – поправила я его, – предусмотрительная.

– И особенная, – поддакнул Сергил. – У тебя удивительный взгляд на мир. Он одновременно и рационален и эмоционален. И я никак не могу понять, чего в тебе больше, здравого расчета или порывистости.

Интересный вопрос. Правда, звучать он должен иначе: в какой момент я прекратила слушать голос своего разума и поддалась слепым чувствам? Когда появилась эта трещинка и насколько она уже разрослась, раз уж ее видят даже посторонние?

Где же я ошиблась?