Викинг туманного берега - Валерий Большаков Страница 54

Непр, остров Хортица. 871 год

Костя чувствовал себя странно. С одной стороны, ему льстил выбор Йодура – хевдинг за просто так никому не делал поблажек и никого не выделял. А то, что Беловолосый позвал за собой на опасное дело именно их с Валеркой, было объявлением респекта.

Уж такова у викингов логика – чем тяжелее и губительней акция, тем она почетнее. В принципе, все верно, война бывает разная. Один всю Великую Отечественную на складе в тылу просидел, а другой Берлин брал. Кто в почете? То-то и оно.

Само собой, назойливые мыслишки Плюща тоже не покидали. Одна думка так и крутилась в голове на манер заезженной пластинки: «…Погиб смертью храбрых… Погиб смертью храбрых…»

Ничего удивительного или возмутительного – вопрос о мере трусости и храбрости в человеке очень сложен. Заставить себя не бояться вовсе – не получится, да и зачем? Страх – надежный сигнализатор. Люди пугаются, ощущая опасность, поэтому бояться – это нормально.

Смельчак тоже испытывает страх, но тут вся фишка в том, что он сильнее своего испуга. Страшно идти в атаку, а он шагает под пули или, как здесь, под стрелы и дротики.

Нельзя поддаваться страху, надо лишь учитывать боязнь, помнить об опасности – и делать то, что должен.

Только все эти рассуждения – чистая теория. Тут главное – не забояться на практике…

Солнце уже клонилось к западу, когда оба кнорра наконец отплыли. Идти пришлось недолго, вскоре завиднелся остров Хортица.

Островок был не маленьким, вытягиваясь в длину миль на пятнадцать. Живописный, он поражал своим многообразием, словно этот клочок суши ставил своей задачей угодить всем – тут и песчаные пляжи имелись, и крутые скалы, и лес, и дол, и балки. Плескались озера, журчали ручьи, а зверья было как в хорошем заповеднике.

Да это и был заповедник – именно сюда прибывали ромеи для торга со степняками, называя Хортицу островом Святого Григория, и здесь одним из правил был запрет на охоту и войну. Попросту говоря, на торг прибывали без оружия.

Варяги тоже чтили здешние законы, хотя не мнили Святого Григория покровителем острова. Они куда больше почитали Хорса, бога солнца, в честь которого и была названа Хортица.

Подплывая, Хродгейр с Йодуром затеяли почти что богословскую дискуссию о том, имеют ли они право биться с Эйнаром в этом месте, и пришли к консенсусу – воевать на земле Хортицы они не станут, это грех великий, а сживать со свету Эйнарово посольство на воде никто не запрещал.

Варяги с викингами сразу повеселели. Хоть одни поклонялись Перуну, а другие Одину, общего между ними было куда больше.

Того же Одина под именем Водана чтили и русы, а Перун, как утверждали древние легенды, это сарматский Торум, бог неба. Тут все еще туже переплеталось, поскольку сарматов числили в своих предках и русы, и предки норегов. ^[58] Торум – Тор… Вот вам и связь!

– Вижу! – негромко сказал Йодур, вглядываясь в приближающийся остров. – Вон она, храмовая пристань! Все тут.

Костя всмотрелся – на фоне белого песка покачивались два скейда и пара кнорров – все, что осталось от каравана Пешехода.

– Целимся между скейдов, – велел Беловолосый. – Роскви, горшок не забыл?

– Никак нет! – по-строевому ответил Бородин. – Угли красные, факелы просмолены. Все готово, хевдинг!

– С парусом, если что, поработаете. Только шустро! А как скажу: «Прыгать!» – то сигайте без разговоров и плывите к берегу! Ясно?

– Так точно!

Костя улыбнулся, хоть и малость нервно. Он нисколько не раскаивался, что подсказал Хродгейру насчет брандера, просто исполнить эту идею было задачей непростой.

«На дело» они пошли в одних портках, даже рубахи сняли, чтобы плылось легче, а уж брони и подавно. Ни мечей, ни даже ножей – только щиты. Щит и от стрел защитит, да и на воде поддержит, как спасательный круг.

Особой суматохи на скейдах Плющ не заметил. Он мог насчитать с десяток человек, но никакой повышенной боеготовности не наблюдалось.

– Эваранди! Приспусти правый шкот!

– Есть! – браво ответил Костя.

Кнорр пошел ровнее. Только бы ветер не переменился…

Плющ глянул за корму – «Рататоск» был далековато. Нагруженный легкими деревяшками брандер по чти не погружался в воду и шел быстрее кнорра с грузом и командой.

Надо полагать, бойцы Эйнара не тревожились особо – если они и видели «Рататоск», которого закрывал брандер, то особого беспокойства он не вызывал – ведь передний кнорр был из посольских. Стало быть, все шло штатно.

Ветер, будто желая помочь, задул сильнее, и Йодур проворчал одобрительно:

– Начали, Роскви! Поджигай!

Бородин сунул в горшок с углями факел. Тот затрещал и занялся. Подождав, пока тот разгорится, Валерка поджег от него еще парочку факелов и передал их Косте.

– Я на нос, – сказал Плющ.

– Давай.

Пробравшись по краю палубы и нырнув под парус, Костя сунул факел в загодя проделанную «норку» – трава сразу загорелась, пламя загудело, словно жалуясь, что его придавили сучья, но тут же затрещал тростник и сухие ветки, воспламеняя плавник, сдобренный смолою.

Костя было испугался, что огонь подпалит парус, но быстро успокоился – пристань была уже близко, а разгон они набрали неплохой. Лишь бы только Йодур не «сбил прицел»…

Обратно на корму Эваранди едва пробился – пламя гудело неслабое, жар валил как из топки. На пристани уже догадывались, что происходит нечто недоброе, но опыт ничего не подсказывал.

А огонь разгорался все пуще. Запылал парус, затрещала мачта, пошли лопаться штаги и прочие снасти. Пламя бушевало такой силы, что погребальной лодье впору.

– Прыгайте! – гаркнул Йодур, тиская рулевое весло.

Не раздумывая, Костя нырнул за борт, а когда всплыл, увидал рядом отплевывавшегося Валерку.

Брандер удалялся. На берегу забегали, замахали руками, но было поздно – полыхающий кнорр втесался между двумя кораблями Эйнара.