Граальщики. Солнце взойдет - Том Холт Страница 54

— Прости, что спрашиваю, — сказал он после минутного раздумья, — но как получилось, что ты все еще можешь, э-э, разговаривать? Мне казалось, что для этого нужно…

Череп защелкал зубами.

— Некоторые люди позволяют себе исчезнуть до последней капли, когда уходят, — произнесла Матрона. — Но не я. Как я всегда говорила вам, мальчики, главное в человеке — это сила воли, сила воли и решимость. Я была исполнена решимости не дать себе потерять форму, и это сработало.

— Вижу, — отвечал Бедевер и добавил: — У тебя неплохо получилось, — но тем не менее он продолжал чувствовать, что здесь чего-то не хватает. Например, объяснения. Однако было бы невежливо продолжать расспрашивать, тем более что Матрона всегда была особенно чувствительна к таким вещам. Он сменил тему, и некоторое время они болтали о других мальчиках из бедеверова класса. Это заняло их на некоторое время; плохо было только, что все эти мальчики были уже в могиле, и был риск, что разговор станет несколько загробным, чтобы не сказать однообразным. Очень осторожно Бедевер вернулся к прежней теме.

— Матрона, — сказал он, — прошу простить меня, если этот вопрос покажется немного… личным, что ли, но мне всегда казалось… — Вдохновение! — Когда я учился в колледже, сэр Жиро говорил нам, что когда человек — ну, умер, то он…

— Жиро! — презрительно щелкнул череп. Да, теперь у нее нет губ, которые можно было бы поджать, подумал Бедевер, иначе… — Жиро был шарлатан. Он постоянно оставлял огрызки от яблок за батареей.

— Он никогда мне особенно не нравился.

— И правильно, — отвечала Матрона. — Да что он знал о том, каково это — быть мертвым? Если он умудрился получить дутую степень в каком-то университете Бог знает где, это еще не значит, что у него есть право вытаскивать весь мякиш из хлеба.

Бедевер кивнул, хотя его никто не мог увидеть.

— А на что же это похоже в действительности? — спросил он. — Я имею в виду, быть мертвым. Мне всегда хотелось узнать.

— Ну, — произнесла Матрона после минутного размышления, — я могу говорить только на основании собственного опыта, как ты понимаешь. Меня никто не обвинит в том, что я проповедую вещи, о которых ничего не знаю, как некоторые упомянутые здесь персоны. Но лично я нахожу, что это очень похоже на жизнь. Разумеется, магия вносит свою поправку.

— Ага, понимаю, — сказал Бедевер. — Магия.

Матрона рассмеялась.

— Ну, я бы сказала, ты-то не очень внимательно слушал на уроках, мастер Бедевер. Могу поклясться, ты был слишком занят, играя в «повешенного» с этим Эктором де Мари.

Бедевер покраснел, поскольку никто не любит, когда на него возводят напраслину, но подавил возмущение и продолжал:

— Так что насчет магии, Матрона? Как она работает?

— Магия, — начала Матрона своим несколько резким учительским тоном, — это побочный продукт распада изотопа золота, золота-337. Она является одним из видов радиации. Любая радиация вызывает в живых организмах мутации; видишь ли, она воздействует на молекулярные структуры. Но магическая радиация обладает чрезвычайной мощью. Она может заставить живые существа мутировать очень быстро — превратить тебя в жабу, к примеру, — и может также воздействовать на неодушевленные предметы, такие как вазы, или цветы, или государственные флаги; может сделать так, что они начнут выскакивать у тебя из цилиндра, ну и тому подобное. А также она может, э-э, воскрешать мертвых, — матрона немного поколебалась. — Нет, это не совсем верно. Точнее, она делает смерть немного более похожей на жизнь. Нет, и это не так. Правильнее будет сказать наоборот.

— Делает жизнь похожей на смерть, ты хочешь сказать? — предположил Бедевер. Это было похоже на уроки философии у доктора Магуса; а потом он вспомнил, очень отдаленно, что Матрона и доктор Магус частенько предпринимали совместные прогулки по стрельбищу. Под покровом дружественной темноты, ухмыльнулся он.

— Вот именно, — отвечала Матрона. — Если вокруг достаточно магии — а здесь внизу ее полно, смею заметить; если не веришь, попроси крысу, чтобы она показала тебе свои заклинания, — то человек может быть мертвым и живым в одно и то же время. Так сказать, сам он жив, а тело мертво. Это слегка действует на нервы, конечно, — добавила она, — но со временем привыкаешь.

— Понимаю.

— Не то чтобы мне хоть немного нравилось, — продолжала Матрона, — быть живой, когда остальная часть меня представляет собой не больше, чем груду старых костей. Фактически, это худшее, что есть в обоих мирах, разве что зубная боль меня больше не мучает. Нужно быть благодарным за маленькие милости, я всегда это говорила.

Бедевер некоторое время сидел молча. Туркин, со своей стороны, тайком прилаживал друг к другу кусочки скелета, из которых пытался соорудить крикетные ворота и биту.

— А что если мы все выберемся отсюда? — сказал наконец Бедевер. — Я имею в виду, что тогда произойдет, как ты считаешь? Будешь ли ты… Перестанешь ли ты быть наполовину живой и станешь полностью мертвой, или перестанешь быть наполовину мертвой и станешь…

— Я даже не знаю, — ответила Матрона. — Но учти, что любой из вариантов будет к лучшему. Я всегда терпеть не могла неопределенности, ты же знаешь.

— Прекрасно, — задумчиво проговорил Бедевер. — Так что, если мы сможем выбраться отсюда…

— Если, молодой человек. Как говорили в те времена, когда я была девочкой, если оседлать если, нищие ездили бы верхом.

— Совершенно верно, — согласился Бедевер. — Но ты же находишься здесь, уже давно. Тебе, случайно, не приходили интересные мысли, может, ты заметила что-нибудь?

Череп на мгновение задумался.

— Не то чтобы очень много, — ответил он. — Время от времени ко мне сверху падают люди, они умирают, и некоторое время мы разговариваем; потом, как правило, мы ссоримся, они начинают дуться и перестают говорить со мной, а потом теряют дар речи. Люди могут быть такими мелочными!

— То есть у тебя нет никаких предположений насчет того, как мы бы могли?..

— Хм-м, — долгая пауза. — Есть кое-что. Я пробовала это с одним юношей, который попался мне лет пятьдесят назад, но у него ничего не вышло. Хребет у парня оказался слабоват.

— Ага.

— Особенно после того, как он свалился со стены.

— Ну что ж, — Бедевер задумчиво поскреб ухо. — Я в игре. Ты как, Тур?

Туркин поднял голову. Это было слишком сложно для него. Если не считать основного принципа, что если человеку отрубить голову, то он долго не проживет, Туркин плохо разбирался в анатомии.

— Ты же меня знаешь, — ответил он, — я попробую все, что угодно. Э-э, Беддерс, а что ты знаешь о коленках?

— Это не сработает, — заявил Туркин. — Не спрашивай меня, откуда я это знаю, я просто знаю, и все.

— Заткнись, Тур, — буркнул Бедевер.

— Ну хорошо, хорошо. Я просто сказал, только и всего. Но не обвиняй меня потом…