Страшные истории для девочек Уайльд - Эллис Нир Страница 54

Изола не сводила глаз с дыма, который курился и выплетал свою паутину, словно масло в воде. Больше никто его не замечал. Струйка проплыла над ее головой, и Изола услышала запах меда, смолы и цветков вишни.

Аромат волшебной трубки дедушки Ферлонга.

Не обращая внимания на окрики Лозы, Изола, не разбирая дороги, побежала за дымом.

Несколько девочек кричали ей вслед, когда она петляла, чтобы ни с кем не столкнуться, но никто не пытался ее задержать – Изола была неуязвима, пока странный аромат витал вокруг ее головы.

– Дедушка? – громко позвала она, влетев в пустую часовню, и ее голос эхом отразился от склоненных голов изваяний святых и поднятых к небу лиц херувимов. – Дедушка Ферлонг?

Пламя горящих на алтаре свечей подрагивало, а каменный Иисус на кресте над алтарем напряг мышцы живота. Сквозь высокие окна в часовню лился свет, пуская солнечных зайчиков по полу. На потолке крутились покрытые золотой краской звезды. На деревянных скамьях лежали сборники гимнов и псалмов. Чуть дальше по проходу находился вход в бомбоубежище – память о Второй мировой войне и о старой поговорке, что Господь всегда дарует пристанище.

Розовый дым над головой стал ярко-синим, и, несмотря на тишину, Изола почувствовала нарастающее волнение. Она знала эту трубку, как куклу, с которой играла в далеком детстве; меняющиеся цвет и запах дыма всегда были разными, но всегда узнаваемыми. Школа Святой Димфны была единственным местом, куда Алехандро запрещал заходить братьям, и раз дедушка Ферлонг явился сюда, значит, что-то мешало ему вернуться на Аврора-корт.

Дверь в бомбоубежище на задах часовни со скрипом распахнулась, открыв взору Изолы ведущие во тьму ступеньки. Дым поднимался вверх из подземелья.

– Дедушка Ферлонг? – на этот раз робко позвала Изола.

Холодный пол скрипнул, когда она шагнула вперед.

Дверь распахнулась, и в часовню влетел призрак сестры Мари-Бенедикт. Монахиня наступала на подол своего одеяния, а воск со свечи стекал на ее скрюченные артритом руки.

– Спускайся, дитя! – визгливо крикнула она. – Поспеши! Бомбят! – Она потащила Изолу к бомбоубежищу, но та вывернулась и отступила к алтарю. – Бомбы, бомбы! – продолжала кричать сестра. – Что ты творишь? Неужели не слышишь сирены?

Едва с ее призрачных губ сорвалось последнее слово, как на солнце словно упала огромная тень и лучившийся в витражных окнах свет погас. Затем воздух прорезал тревожный вой, такой громкий, что Изола зажала ладонями уши, и ужасный настолько, что у нее застыла в жилах кровь.

Воздушная тревога.

Крыша часовни начала трескаться – штукатурка откалывалась, покрывая Изолу пылью, словно античную статую. Фрески пошли паутиной.

Что-то с силой сбило ее с ног. Изола перекатилась на спину, лихорадочно оглядываясь в поисках нападавшего, но в часовне не было никого, кроме монахини, которая уже спешила к бомбоубежищу. Изола ухватилась за основание алтаря, а между тем высокие свечи гасли одна за другой. Изола закричала, когда двери подвала распахнулись, и ее ногами вперед потащило по проходу, словно на невидимой веревке. Она скатилась по ступенькам, и сестра Мари захлопнула дверь.

Изола оказалась в темноте наедине с колотящимся сердцем. «Живи, живи, живи», – с каждым толчком приказывало оно.

Давным-давно, после самого первого дня в школе Святой Димфны, Изола села на краешек маминой кровати и спросила:

– Почему они построили фонтан в честь этой монахини, которая так плохо к тебе относилась?

– Сестры Мари? – ответила мама, высовывая сонное лицо из-под одеяла. – Ну, насколько я понимаю, раньше она была прекрасной женщиной.

– В смысле, раньше?

– До того, как у нее немного поехала крыша, дорогая. Сестра Мари пережила бомбежку Лондона немцами и так и не оправилась. Честно говоря, ей с каждым годом становилось только хуже. Когда она вела у меня уроки, она ненавидела шум, резкие движения, а в особенности – детей. Ведь дети, как ты понимаешь, – это сплошной источник шума и возни. Она терпеть не могла все, что выбивалось за рамки обычного. Ненавидела сказки, которые мы друг другу рассказывали. И выступила в собственный крестовый поход против того, что называла «порождением дьявола»… одним словом, ее вынудили уйти на пенсию после того, как она сожгла книги Энид Блайтон на задворках библиотеки!

Тогда Изола поняла, что монахиня – ненавидящая свою сущность Дочь Нимуэ, после смерти ставшая осколком. Узнав о ней правду, она избегала шуршащего по коридорам школы призрака сестры Мари, которая застряла в давно оконченной битве и до сих пор прислушивалась, ожидая воздушной тревоги.

Теперь трясло все бомбоубежище. Глубоко под землей сдвигались тектонические плиты. Изола представила себе расколотое пополам небо, с которого вперемешку с дождем и пеплом льется кровь.

Помимо нее, в убежище прятались и другие: девочки плакали, шептали молитвы и спрашивали друг друга, переживут ли они эту ночь. Кто-то сжал руку Изолы, и в хоре рыданий она услышала голос Флоренс, которая повторяла: «Ты привела ее сюда… Ты привела ее сюда…», – а сестра Мари перебирала четки, тараторя слова молитвы на том же языке, на котором пела свои песни мертвая девочка.

Изола кричала и кричала, стуча кулаками в дверь, пока мир вокруг не померк окончательно.

* * *

Изола открыла глаза. В ушах по-прежнему звенело. Она лежала на спине на полу часовни и смотрела на вертящиеся на ниточках золотые звезды под нетронутым потолком. Кто-то подложил ей под затылок сложенный вчетверо блейзер. Изола повернула голову и увидела, что лежит на площадке перед спуском в бомбоубежище, а внизу стоят метлы и бутылки стеклоочистителя. Костлявые пальцы коснулись ее шеи, нащупывая пульс.

– Со мной все хорошо, – пробормотала Изола, пытаясь убрать чужие руки.

– Ну конечно, – проворчала сестра Кей, подхватывая одной рукой свою трость, а другой – Изолу. Должно быть, Изола похудела больше, чем ей казалось.

У входа в часовню собрались девочки, которые принялись ахать и перешептываться, когда сестра Кей вывела Изолу в коридор. Бриджит не было видно. В толпе Изола заметила испуганную Лозу – боялась ли она Изолу или за нее?

* * *

– Моя не понимай.

Изола застонала и потерла лоб костяшками пальцев. Объяснять произошедшее Зайчику – совсем не то, что рассказывать о чем-то Алехандро. Где его вообще черти носят?

– Флоренс. Была. В моей. Школе, – отчеканила она, сползая на розовый ковер, чтобы поговорить с горгулем лицом к лицу. – И дедушка Ферлонг. Я его не видела, но…

– Не видела, – саркастично повторил Зайчик. – Ты дурак. Тебя легко поймать маленькая привидешка!

– Может, я его и не видела, но точно знаю, что он там был! – горячо запротестовала Изола. – У него есть такая трубка…

– На что клюет рыбка, дурачок? – Горгуль воззрился на Изолу глазками-бусинками. – На приманку!