Кровь и честь - Андрей Ерпылев Страница 54

Дверь, как оказалось, скрывавшаяся за портьерой в том самом углу, где Саша полагал подслушивающие устройства, распахнулась. В кабинет вошел высокий худощавый человек в темном, с лицом сухим и неприветливым, как у английских дворецких в плохих телепостановках.

— Сидите, — жестом приказал он не подниматься поручику, сделавшему движение поприветствовать новое лицо, судя по той бесцеремонности, с которой появилось, — высокого ранга. — Федор Михайлович, познакомьте нас наконец.

— Действительный статский советник, товарищ министра иностранных дел, [23]граф Аристарх Львович Дробужинский, — торжественно произнес жандарм, и чиновник величаво склонил голову. — Поручик Третьего Отдельного драгунского полка в составе Запамирского экспедиционного корпуса, граф Александр Павлович Бежецкий. Прошу любить и жаловать.

— Видите, — произнес дипломат, после крепкого рукопожатия тоже усевшийся в кресло, но не рядом или напротив Саши, а сбоку, заняв таким образом позицию между собеседниками. — Ваш полный титул длиннее моего, а по дворянской иерархии мы совсем рядом. Так что попрошу без чинов. Зовите меня просто Аристархом Львовичем, а я вас буду звать Александром Павловичем.

Покончив с представлением, товарищ министра сразу взял быка за рога:

— Федор Михайлович, как я вижу, уже ввел вас кратенько в курс дела. Поэтому я не буду тратить время на пространные отступления. На сегодняшний день, как вы понимаете, ситуация в Афганистане находится вне нашего контроля.

Полковник чуть поморщился — он, видимо, хотел бы избежать таких резких формулировок — но Дробужинский даже не подумал смутиться или поправиться. Напротив, он окинул жандарма таким ледяным взглядом, что тот предпочел принять самый отсутствующий вид.

— Повторяю, — надавил дипломат. — Положение в Афганском Королевстве больше не контролируется Российской империей. Запамирский корпус, находящийся там, играет роль пожарной команды, вынужденной малыми силами тушить пожар, охвативший одновременно весь город. И увеличение его численности за счет частей, расквартированных в Туркестане и Северо-Западной Индии, проблемы не решает. Дипломатические миссии и представители Иностранной коллегии министерства иностранных дел [24]прилагают титанические усилия, чтобы хотя бы частично восстановить «статус кво», но большая их часть пропадает втуне, поскольку в Королевстве царит полная анархия. Людей, облеченных формальной властью, — множество, но власть эта сплошь и рядом не выходит за пределы дворцов, охраняемых ордами вооруженных до зубов головорезов. А между этими дворцами — сотни верст кровавого вакуума власти, где автомат или нож — и суд, и власть, и закон в одном лице.

Лишь один человек на всю страну сейчас реально может повлиять на ситуацию. Свергнутый король Махмуд-Шах. Но он оскорблен, обижен и не желает вести никакого диалога. Ни с нынешней местной властью, ни с нашими эмиссарами, ни с международными посредниками, в коих, как выяснилось, недостатка нет. Еще пару недель назад положение казалось нам безвыходным. То есть выход, конечно, есть — выход есть всегда, и именно за него ратуют горячие головы в Генеральном штабе и ближнем окружении Императора: полномасштабная оккупация страны такими силами, которые потребуются, разделение страны на губернии, отстранение короля и местных феодалов от власти и замена их подданными Империи во главе с Наместником из числа великих князей… Словом, превращение Афганистана в очередную провинцию России, но по самому жесткому варианту. В активе — ликвидация так называемого «Памирского коридора», соединяющего Туркестан с индийскими владениями, в обмен на полноценные границы Империи вплоть до Индийского океана, прирастание Российской территории афганскими землями, а населения — еще двадцатью пятью миллионами подданных. Короче говоря — сиюминутное решение проблемы, на которую ранее отводились десятилетия.

— А в пассиве? — не удержался Александр.

— В пассиве, — благосклонно кивнул ему граф, — совершенно сейчас не нужная Империи, еще не совсем оправившейся от Южно-Китайского кризиса, малая война. Не конфликт, не замирение, а именно война, причем с перспективой растянуться на долгие годы. Уже сейчас, через какой-то месяц после ввода войск, потери измеряются сотнями…

— Не может быть, — ахнул поручик, вспомнивший ряды цинковых гробов в чреве «Пересвета». — Может быть, десятками? Я читал…

— Это информация не для печати, — отрезал дипломат. — Я мог бы назвать вам точную цифру, но, во-первых, не имею права разглашать эту информацию, а во-вторых, не могу физически — она постоянно изменяется. Каждый день гибнет на поле боя и умирает от ран в госпиталях множество ваших, поручик, товарищей. Во избежание панических настроений в Империи принято решение о цензуре данных о наших потерях. Но долго продолжаться это не может. Война в Афганистане, развязанная по глупости одних и из-за попустительства других — вас, Александр Павлович, я в виду под «другими» не имею, тут отчасти есть и моя вина, и Федора Михайловича, и множества других — становится слишком расточительной для России. Как в человеческом плане, так и в финансовом. А главное — политическом, поскольку играет на руку недоброжелателям Империи по всему миру… Но, — он поднял вверх худой узловатый палец, — повторяю, что выход есть.

— Какой? Вы же говорили, что свергнутый король не желает вступать ни в какие переговоры.

— Я бы не сказал, что ни в какие… — осторожно заметил Федор Михайлович, тут же награжденный за этот демарш яростным взглядом Дробужинского.