В когтях неведомого века - Андрей Ерпылев Страница 54

Прихлебывая из огромной глиняной кружки нежно-голубой раствор цианидов, который лет пятнадцать уже как сочился тоненькой струйкой по одной из сточных труб Лувра и тщательно собирался (не пропадать же добру!) специально приставленным к ней пожилым русалом, в горячительном знавшим толк – сам утонул, возвращаясь в изрядном подпитии с ярмарки, – Порфирий долго бы еще предавался самоистязанию, если бы ему не помешали.

Верткая русалочка-лоскотуха [55], влетевшая через пробитый борт в затонувшую баржу, служившую водяному летней резиденцией (на зиму он откочевывал за город и засыпал под огромной корягой до весны), стрельнула по сторонам бойкими глазенками и принялась стрекотать, как… Ну что ты будешь делать! Память у старика была не та, да и не водилась в здешних лесах эта черно-белая птичка, с которой так и хотелось сравнить пигалицу. Хотя хороша чертовка, и стройна, и смазлива…

– Помолчи, трещотка! – не вытерпел наконец Блюкало, стукнув кулаком с перепонками между пальцев по заменявшему ему стол огромному сундуку. Звука, конечно, не получилось – вода все-таки, но стрекотунья замолчала, испуганно глядя на местного авторитета. – Говори толком, в чем дело!

– Барка сегодня перевернулась чуть ниже Сите, – затараторила снова русалка, но уже значительно медленнее. – Народу утопло – ужас! Но всех, разумеется, Акватиковы проныры заграбастали…

– И ради этого ты меня, вертихвостка, от дел отрываешь? Пошла отсюда!..

Русалочка тем не менее уплывать не торопилась, вновь вызвав прилив раздражения старика: совсем ни в грош не ставят, постылые, от рук отбились…

– А один, красавчик такой!.. Не забрали его французские, одним словом. Сказали: сами своего забирайте, или пусть лежит на дне и гниет. Тоже мне, гордецы протухшие!..

Порфирию на миг показалось, что он ослышался.

– Что ты сказала?

– Да русским один оказался. Красавчик такой…

– Что ж ты раньше молчала, дура? Тащите его скорей сюда! Один плавник там – другой здесь!..

Страшен был в гневе водяной Блюкало, ох, страшен, особенно по молодости, когда от его крутого нрава смывало целые деревни по берегам тогда еще малонаселенной Сены, переворачивало баржи и рыбацкие лодки, а то и заливало всю округу, не щадя ни людишек, ни скотину, ни лесное зверье… Но и в старости он был кое на что способен: юная русалка, от страха позабыв, где выход, с писком испарилась, едва не ободрав чешую об окантовку чересчур узкого иллюминатора…

* * *

Можете верить или не верить, но Георгий и водяной Блюкало беседовали уже часа полтора, причем, вопреки всем законам природы, человек чувствовал себя в чужой среде не хуже представителя нечистой силы подводного, так сказать, класса, а если учесть преклонный возраст последнего, массу хронических заболеваний, многие из которых имели пару веков истории, а также пристрастие к отраве, печень разрушавшей не хуже алкоголя, – то и лучше.

Беседой, конечно, это можно было назвать с большой натяжкой, так как одна высокая договаривающаяся сторона – водяной – уговаривала, а вторая – Арталетов – отнекивалась. Обе стороны привлекали сложнейшие доводы и убийственные аргументы в свою пользу, разносили в пух и прах позицию противника, а когда не хватало слов, переходили на язык жестов, не менее красочный и красноречивый. Жоре были уже посулены такие златые горы и реки, полные вина, такие преимущества и льготы, что, согласись он на предложение подводного авторитета, – ни в чем бы нужды не знал до скончания веков. Все было тщетно.

– Пойми ты, дурья голова. – Утомившийся от непривычно долгой речи, старик осушил (если можно так выразиться, находясь на дне реки) свою кружку и протянул ее русалу-виночерпию за новой порцией. Арталетову, разумеется, предложено не было – не по человечьим силенкам такой «первач». – Там, наверху, тебя ждет обычная пресная жизнь. Вернее, ее остаток. Сколько тебе стукнуло-то?..

– Ну, четвертый десяток, – не стал вдаваться в подробности Георгий: бог знает, что на уме у этой подводной нечисти, зачем же снабжать ее лишней информацией без особенной на то надобности.

– «Ну, ну…» – передразнил человека водяной и принялся загибать перепончатые пальцы. – Сколько тебе осталось-то? Лет тридцать? Самое большее – сорок…

– Сколько ни осталось – все мои.

– Ты не ерничай! – вскипел Блюкало. – Я ведь и без всяких уговоров тебя оставить могу! Русалы мне тоже нужны…

Помолчали, думая каждый о своем.

– А чего тогда уговариваете?

Водяной махнул рукой:

– Да без согласия-то никак… Мне ведь передать кому-то свой пост нужно, а это дело сугубо добровольное. Но простым русалом я тебя оформлю в два счета, оглянуться не успеешь!

– Ладно, ладно, давайте без повышенных тонов… А почему вы уверены, что я подойду на должность водяного? Пройду кастинг, так сказать. Какие требуются критерии, кроме того банального утверждения, что соискатель должен быть «свеженьким» утопленником?

– Чего-чего? – подозрительно сощурился Блюкало – чересчур уж мудрено говорил «гость», непонятно. – Ты сам-то хоть понял, что сказал?

Вздохнув, Жора принялся растолковывать дремучему авторитету смысл терминов, которые употребил.

– А-а! – наконец дошло до того. – Так бы и сказал, а то навертел, навертел – без поллитры не разберешься! Значит, так, – принялся снова загибать корявые зеленые пальцы Блюкало. – Во-первых, конечно, утопленник должен быть свежим – из лежалых даже русалы путевые не получаются, разве что лобасты [56]… Во-вторых, мне лично нужен русский – на французах этих, ерш им в глотку и во все остальные места, я уже обжегся… Ты ведь русский?

Георгий, припертый к стене, вынужден был признать очевидное.

– Во-во, – удовлетворенно подбоченился Порфирий и загнул третий палец: – А в-третьих…

– Стоп! – спохватился Жора, так и не дождавшись третьего условия. – Русский-то я русский, но не здешний… Вернее, не нынешний.

– Как это? – опешил водяной, застыв с двумя загнутыми пальцами. – Вчерашний, что ли? Или прошлогодний?..

– Нет. – Арталетов уже понял, что ухватился за нужную ниточку. – Скорее уж – завтрашний.

Водяной помотал головой, хлопнул полкружка отравы залпом и потребовал объяснений и доказательств. Конечно, и с первыми и со вторыми у Георгия был напряг, но он постарался…

– Что ж ты… – Сказать, что Блюкало выглядел разочарованным, значило ничего не сказать: он был убит, разгромлен, выбит из колеи. – Сразу не мог сказать, что ли?.. То-то я смотрю, ты на мои уговоры не поддаешься, а ведь я, не похвальбы ради, колоду гнилую уболтать могу. Дар у меня такой есть. Экстра… эксра…