Черный полдень - Скотт Вестерфельд Страница 54

Казалось, что с каждым днем тайный час наступает все позже ипозже.

Джонатан выстукивал пальцами барабанную дробь поподоконнику, не в силах ждать, когда утихнет холодный ветер, когда все цветасольются в однообразную синеву, когда его тело наполнится невесомостью. Он несмотрел на часы, это ему никогда не помогало. Оттого что он знал, сколько минутостается до того, как он покинет Флатландию, ему становилось только хуже.

Последние мгновения перед полуночью всегда были для негосамыми тяжелыми. Джонатану не терпелось вырваться отсюда, взлететь наднеподвижными машинами и слабо светящимися зданиями, ощутить свободу полета надгородом.

Чтобы убить время — точнее, чтобы подтолкнуть его, заставитьползти хоть немного быстрее, — он на пальцах подсчитывал дни. Сегоднячетверг, завтра будет пятница, останется ровно две недели до Хэллоуина. ЕслиДесс не ошиблась, надо выдержать эту пытку еще пятнадцать раз, считаясегодняшнюю ночь.

А потом он навсегда избавится от силы притяжения.

Джонатан закрыл глаза. Конечно, он понимал, что, если синеевремя на самом деле лопнет, это будет катастрофа; темняки обретут свободу истанут охотиться, тысячи человек, а может, и больше погибнут в их когтях.Страшная опасность грозит отцу, одноклассникам, всем, кого он знал.

Но Джонатан не мог не думать о том, что, если застывшаяполночь затянется навсегда, Флатландия перестанет существовать, в миреостанутся всего три измерения, четвертое — время — исчезнет. Эти мыслизаставляли его чувствовать себя виноватым, и все же он не мог удержаться отсоблазна помечтать: подумать только, можно будет летать до скончания века идалеко-далеко — так далеко, как разольется время синевы.

А может быть, оно поглотит вообще весь мир…

Он так размечтался, что наступление полуночи стало для негосюрпризом. Земля содрогнулась и перестала притягивать к себе его тело, оковыгравитации наконец упали. Джонатан набрал полную грудь воздуха — до хруста вребрах — и медленно воспарил над подоконником. Только в тайный час он могдышать по-настоящему свободно, до отказа наполняя воздухом легкие, которымбольше не мешала телесная тяжесть. Тяжесть Флатландии.

И было чистым безумием страдать от чувства вины из-за этогопотрясающего ощущения. Ведь не он же, в конце-то концов, подстроил конец света.

Джонатан выпрыгнул из окна, пролетел над отцовской машиной иприземлился на крышу соседнего дома — все это одним движением, одним хорошоотработанным «шагом». Его правая нога привычно опустилась на треснувшуючерепичную плитку, отмечавшую то место, откуда начиналось великое множество егоночных полетов.

Потом он оттолкнулся и полетел к Джессике, держась подальшеот летающих ползучек и линии электропередач, рассчитывая наилучший курс надпустыми дорогами и полями… и в его голове крутилась навязчивая мысль: «Всегодве недели — и я свободен…»

— Ладно, слушайте, — сказал Рекс. — Вчераночью Мадлен залезла мне в голову.

Джонатан нахмурился. Они все впятером собрались в домеМадлен и теперь сидели вокруг ее потертого обеденного стола, защищенныетридекаграммами и прочими символами. Но старая телепатка до сих пор непоявилась, а Рекс начал говорить так, будто и не ожидал ее. Она что, уехала? Ногде она могла быть в полночь?

— Ты что, и впрямь позволил ей прикоснуться ктебе? — спросила Десс.

— С нами была Мелисса. Чтобы защитить меня, есличто, — пояснил Рекс.

Джонатан посмотрел на Джессику, и они разом поморщились,ожидая непременного язвительного комментария Десс. Но та лишь кашлянула в кулаки закатила глаза. И шрам, оставленный над ее глазом темняком, стал зловещепохож на один из шрамов Мелиссы.

Джонатан порадовался тому, что Десс промолчала. Этой ночьюРекс выглядел как-то странно и зловеще, совершенно незачем было провоцироватьего. Выражение его лица казалось пустым, как будто внутри Рекса прятался кто-тодругой, временно принявший облик Рекса, чтобы обмануть всех.

Рекс и днем-то выглядел странновато, а уж в тайный час наэтого нового Рекса вообще почти невозможно было смотреть.

— Темняк помнит Самайн, — сказал Рекс.

— Так этот готский праздник когда-то отмечался поправде? — переспросила Десс, качая головой.

— Готы тут ни при чем, — ответил Рекс. — Готыродом из Азии. А Самайн — кельтское празднество.

— Из Азии? — повторила Десс и застонала. —Нет, Рекс, я не о тех парнях, что завоевали Рим. Я о ребятках, которые любятрядиться в черное.

— Ох, Десс, — фыркнула Мелисса, — на себяпосмотри!

— Это вовсе не черный. Это цвет мокрогоасфальта, — парировала Десс.

— Возможно, у древних готов тоже было что-то вродеСамайна, — продолжил Рекс. — Во многих культурах были праздники вконце октября. Ночь пожирателей душ. Праздник духов. Поминки по солнцу.

Джессика скептически подняла одну бровь.

— Ночь пожирателей душ? Да уж, веселенькое название дляпраздника.

Десс испустила долгий вздох.

— Да почему мы вообще говорим об этом? Все этиязыческие штучки остались в Старом Свете, а мы находимся в Оклахоме, и Хэллоуин— это просто повод продать побольше конфет и карнавальных костюмов для малышни.А темняки, как говорила Энджи, скрывались тут задолго до того, как сюдадобрался кто-либо из европейцев.

Джонатан откашлялся.

— Вообще-то, Десс, это не только в Европе заведено. Тызнаешь, что в Мексике празднуют день мертвых? И хотя это тот же самый день, чтои канун Дня всех святых, там отмечают его по-своему.

Рекс кивнул.

— Да и некоторые индейские племена тоже примерно в этовремя отмечают День старухи.

Десс рассмеялась.

— Извини, Рекс… День старухи? — Она оглядела всехпо очереди. — И — что там еще?.. Ночь пожирателей душ, поминки по солнцу,рассвет мертвецов… Мне показалось или все эти празднички называются малостьжутковато?

— Конечно жутковато, — кивнул Рекс, его пугающаямаска не дрогнула в ответ на поддразнивание Десс. — Взгляни на голыедеревья за окнами, на серое небо, на сухую траву. Слово «Самайн» на кельтскомязыке означает «конец лета». Начало зимы. — Тут голос Рекса зазвучалхрипло, словно он провел несколько дней в пустыне без капли воды. — Умираниесвета, время, когда тепло превращается в холод…