Ржавый меч царя Гороха - Андрей Белянин Страница 54

— Да тьфу на тебя… Бабушка, ещё налейте!

— Дудки, батюшка! Ты вона лучше участкового послушай, он дело говорит. Ежели мы с войском на Лысую гору припрёмся, а там твоя сестрица в первых рядах, с мечом в руке, любимого супружника защищает — сам по ней палить велишь?!

— Велю признать их брак незаконным!

— Угу, и как твои «веления» девицу резвую в тереме удержали, а? Грех мужа с женой разлучать. Прав Никитушка, тут хорошенько думать надо, и не нахрапом брать, а хитростью…

Горох сдался, окончательно повесив кудрявую голову. Отходчивая Яга налила по стопочке уже всем нам и компромиссно предложила:

— А давайте-ка все по домам да и на боковую. А с утречка пораньше сызнова здесь соберёмся. Ужо небось придумаем чего на свежую-то голову…

Царь проводил завистливым взглядом бутылочку с настойкой, убираемую Бабой-ягой в шкафчик, и философски кивнул. Все понимали, что бабка права, плохого не посоветует, да и, честно говоря, мы с ней уже едва держались на ногах. Горох не был ни глуп, ни бесчувственен, поэтому быстренько попрощался, пообещал зайти после третьих петухов и ушёл, погружённый в свои мрачные думы. Я, конечно, собирался посидеть ещё, даже снова раскрыл блокнот, но был выдворен взашей и спорить с решительно настроенной Ягою просто не стал. Сон срубил меня как раз в тот момент, когда я только закрыл дверь в свою комнату. В смысле это я ещё как-то помню, а вот как дошёл до кровати и по счастливой случайности упал именно на неё, а не на пол… Свезло…

Утром меня разбудил петух. Его горластое «ку-ка-ре-ку-у!» взорвало пространство, вселенская гармония хрупнула, и мироздание обрушилось разноцветными осколками и брызгами, рассыпаясь в цветную пыль. Искорки сна брызнули во все стороны, и, рванувшись к окну, я был полон решимости задушить пернатого негодяя подушкой, но замер у подоконника, невольно залюбовавшись открывшейся внизу картиной. Полусонная Баба-яга, босиком, в одной ночной рубашке и бигудях, гоняла вдоль забора нашего горделивого петуха, реально пытаясь залепить ему мухобойкой по гребешку!

— Давно пора, — зевая, одобрил я и поплёлся умываться.

Что и говорить, Яга наверняка легла вчера ещё позже меня, а встаёт она как минимум на полчаса раньше. По идее настроение у неё должно быть хуже некуда…

— Не будет петуха, будут щи с петушатиной. По мне, так это лучший вариант и почётный конец для будильника в перьях. Он зажился на этом свете, не я один давно это говорил.

Однако, спустившись вниз, я застал бабку полностью собранной, причёсанной и даже нарядной, ставящей в центр стола огромную сковороду с яичницей-глазуньей (яиц эдак на двадцать — двадцать пять). Свежий хлеб, масло, сметана, горчица, три вида варенья, молоко, облепиховый чай и ароматные пышки! И это не пир на весь мир, это у нас просто такой завтрак.

Больше всего на свете Яга боится, что я у неё похудею. Наверное, это связано с полукриминальным прошлым, когда она жила в лесу и якобы ела всех заезжих принцев, царевичей, королевичей, Иванов-дураков и всяких там Алёнушек.

— Садись ужо за стол, Никитушка, остынет ить…

— Бабуль, а кого мы ещё ждём? Нам на двоих такую яичницу не съесть. Даже если Митю подключим, всё равно не факт…

— А съесть надобно, — сурово поджала губки бабка. — Мы ноне серьёзную думу думать будем — как Кощея одолеть да царевну Марьяну из плена вызволить.

— Это если она в плену… — напомнил я и взялся за вилку. — А яйца-то при чём?

— Яйца — продукт наиполезнейший! Они телу бодрость дают, желудку сытость, а уму — ясность необычайную. Так что ешь давай, сыскной воевода, не огорчай бабушку-у!

Я вспомнил, как она гоняла петуха, и поэтому не спорил, хотя прекрасно понимал, что помру от разрыва желудка, не дойдя и до половины. Ну и ладно…

— Говорю же вам, что когда я был у Кощея, то царевна прямым текстом объявила мне, что пришла сюда добровольно, замуж хочет и полна решимости своей искренней любовью исправить закоренелого преступника, вернув его на путь праведности. Короче, шиза!

— Кто? — на миг отвлеклась рассеянно ковырявшая яичницу моя домохозяйка. — Я ить тоже попервоначалу думала, что заколдовали дурочку. Ан нет! Сама такая уродилась. Ну и книжек глупых перечитала, конечно… Однако возвернуть её надобно.

— Вы не верите в перевоспитание Кощея Кирдыкбабаевича? Вы же перевоспитались…

— Ты вона не умничай, участковый, а яишню ешь давай, — покачав головой, вздохнула она. — Я женщина слабая, беззащитная, меня завсегда к добрым людям тянуло. А Кощеюшка наш, он… не свезло ему. Мог бы другим быть, да шибко чёрное сердце имел и страсть неуёмную всё живое мучить…

— Бабуль, я лопну.

— И что за горе? Вон домовой зашьёт! — хмыкнула Яга, выглядывая в окошко. — Ну глянь-ка, вот и царь-государь пожаловал. Видать, не выдержал у себя в тереме. Душой за сестрицу неразумную болеет…

— Угу, — с первого взгляда подтвердил я. — И, судя по тому, как его штормит, «болел он за неё душою» всю ночь, а к нам пришёл за опохмел… за лекарством.

— Тьфу на тебя, Никитка! Нет в тебе почтительности к монаршим персонам, помазанникам божьим… Ешь говорю, горе моё!

Да, удовлетворённо подумал я, вот к монаршим персонам чего нет, того нет. И, честно говоря, меня это не особенно беспокоит. Вон в боярской думе и без того цареугождение доведено до абсурда. Если Гороху нужны верноподданнические комплименты, то ему проще остаться у себя в тереме, а у нас в отделении все равны. Ну, кроме Мити…

— А чего это я такой злой-то? — сам себя спросил я и сам же себе ответил: — Ненавижу яичницу-у.

Горох, вежливо постучав, ввалился в горницу, дыша перегаром и ароматизируя водкой. Судя по чёрным кругам под глазами, его величество вообще не спал, но настроен был самым решительным образом.

— Здравы будьте, хозяева! Не в обиду будь сказано, но ежели нам Святое Писание велит, как добрым христианам, друг дружке помогать, так и я попрошу, Христа-Бога ради, а нет ли чего покрепче чаю?

— Да тебе и так не много ли, кормилец? Горох сел и прямо на моих глазах, без малейших ужимок и подготовки, пустил огромную хрустальную слезу. Меня оно не проняло, но сердобольная бабка метнулась к шкафчику за настойкой. Царь спешно принял стопочку, опрокинул, не закусывая, и сразу перешёл к делу.

— Что ж, Никита Иванович, друг сердечный, товарищ верный, пора тебе и ответ держать! А не то, сам знаешь, мой меч — твоя голова с плеч…

— Вы ж не в думе перед боярами выступаете, можете говорить по-простому, — сухо улыбнулся я.

— И впрямь за то прощения просим, — смущённо прокашлялся государь. — Однако вынужден настаивать. То исть чего делать-то будем, а, милиция?

— Ну, как я уже говорил вчера, любые действия мы можем предпринимать только после того, как появится хоть какая-то определённость в корреляции с планами Кощея. Лично мне видится всего два варианта развития событий.