Чертобой. Свой среди чужих - Сергей Шкенев Страница 54

— Чего молчишь? — Новый вопрос застал врасплох.

— Извините, задумался. У вас есть карандаш? Я схему нарисую.

— Откуда? На словах поясни.

Паша пожал плечами и принялся чертить подвернувшейся под руку щепкой прямо на грязном полу. Насколько он понял, оба вольных охотника город не знали совершенно, и если были тут раньше, то не больше двух-трех раз, ограничиваясь посещением районной администрации.

— Вот смотрите, — показал на обозначенный квадратик. — Здание горсовета сгорело во время Катастрофы, вы ее Нашествием называете, газ там взорвался или кто-то под шумок решил документы уничтожить, не знаю и знать не хочу. А вот справа, если отсюда смотреть, трехподъездная пятиэтажка. Да, метров пятьсот наискосок через сквер. Узнаете сразу, там еще флаг с гербом вывесили — рука в железной перчатке на фоне крепостной стены.

— Символично, — хмыкнул младший охотник. — Охрана есть?

— На первом этаже квартируют остатки княжеской дружины. Ну, как остатки… после нового набора человек сто двадцать будет. Но на месте обычно половина, если не меньше. Остальные на стенах дежурят.

— А само правительство?

— Выше. Второй этаж занят кабинетами чиновников рангом помельче, сами министры на третьем. Ну а четвертый и пятый — их апартаменты.

— Патрули на улицах есть?

— Только на окраинах, в рабочих районах. Но вы пройдете спокойно, тут недалеко.

— Покажешь.

Забелин беспомощно захлопал глазами и через плечо оглянулся на раненых. Чертобой-старший перехватил взгляд:

— Ладно, оставайся, ты нужнее им.

— Я только…

— Не оправдывайся! Андрей, пошли.

Прижавшись ухом к двери, Паша обострившимся слухом разобрал последние фразы уходящих вольных охотников.

— Так и оставим за спиной? — Это младший.

— Глупо, согласен, — ответил ему старший. — А как еще?

— Ты прав, пап.

Все, ушли. Слава богу — ушли. Забелин с трудом перевел дыхание и вытер рукавом мокрый лоб — до последнего мгновения не верилось, что оставят в живых. А ведь жить-то как хочется! Хочется гораздо больше, чем вылечить этих проклятых раненых. Или так же. Но они мертвы наполовину, а ему… и не жил почти.

Где чемоданчик? Ага, вот он, так и остался открытым после допроса. Внутри пакет со шприцами. Обычные стеклянные, чудом сохранившиеся в медсанчасти автобусного завода. Одноразовые давным-давно закончились, и новых нет и не предвидится — отряды в рейдах на подобную мелочовку не обращают внимания, предпочитая захватывать более весомые трофеи. С кого сегодня начать? А ни с кого не успел начать — что-то грохнуло в подвале, да так, что звякнули стекла в окошках, и ощутимо тряхнуло пол под ногами. Паша захлопнул кейс и побежал вниз, прыгая через ступеньки.

Как же воняет паленой шерстью! И чем-то жареным… Круглая дверца, закрывавшая лаз, распахнута настежь и болтается на одной петле, толстый металл пробит в нескольких местах. Едкий дым. Кто это был? Неужели пользующиеся подземным ходом дружинники, возвращающиеся всегда пьяными и с большими канистрами, случайно подорвались на собственной гранате? Вряд ли, если здесь проходили Чертобой, то никаких дружинников нет и быть уже не может. Да и плевать, зато теперь никто не полезет.

Так, дверку на место… черт, не получается. Ой, и палец прищемил. Ладно, пусть так и висит.

Паша все же прикрыл дырку, притащив сломанное кресло, и отошел полюбоваться проделанной работой. Сойдет для сельской местности, да? А вот после этого можно вернуться и наконец-то заняться лечением. И если получится, то со временем можно будет купить лицензию, перейдя с полудохлых пациентов на вполне живых и платежеспособных. Опыт, тут главное — наработать опыт.

— Happy birthday to you! Herzlichen Gluckwunsh zum Geburtstag! [6]— напевал он себе под нос, поднимаясь по лестнице. — Кому укольчики?

Добровольцев не нашлось. Или были, но не смогли произнести ни слова из-за съедающей изнутри боли. Все одинаковые — провалившиеся воспаленные глаза, заросшие многодневной щетиной худые лица, потрескавшиеся в кровь сухие губы, с которых срывается похожий на хрипы стон. Хоть и привык к этому зрелищу, хоть и подбадривал себя через силу искусственным натужным весельем, но руки дрожат, шприц выскальзывает из пальцев и падает на грязный матрас. Незадача… тратить драгоценный спирт… а если?..

— Ну я и дурак! — Паша хлопнул себя по лбу и решительно зашагал обратно в подвал.

На самом деле — если дружинники больше никогда не вернутся, то стоит обыскать весь дом, не боясь последующего наказания. Ну не могли же два здоровых мужика не сделать где-нибудь заначку? И если сделали, то, скорее всего, здесь. Хотя бы одну канистру! Да хоть бутылку! И можно будет прооперировать того… безногого. Иначе до завтра не дотянет. У самого в остатке граммов двести пятьдесят. Еще пол-литра — хватило бы.

— Ну куда же спрятали, сволочи? — Забелин простукивал стены, прислушиваясь к звукам ударов. — Здесь?

Нет, показалось. А вот тут? Тоже пусто. Что за странная трещина в полу?

— Черт! — Сломался ноготь. Ладно, вроде не женщина, маникюром форсить, да и не перед кем.

А если попробовать поддеть замаскированный люк скальпелем, привычно таскаемым в нагрудном кармане халата? Нет, не получилось — лезвие хрустнуло. Ну как же это открывается?

— Рычаг! Здесь должен быть рычаг! — Пашу охватил азарт. Тот самый, при котором процесс поисков становится важнее результата. — А вот эти провода не к нему идут?

Да вроде нет. Это, насколько Забелину помнилось, тревожная сигнализация. Приходившие дружинники, странно ухмыляясь, объясняли, что включать ее можно только в самом крайнем случае — нажмешь, мол, когда совсем пациенты перемрут и понадобится похоронная команда. А раньше ни-ни, даже думать не моги! Ну точно же, эврика! Это и есть кнопка, открывающая тайник! А вызов — не более чем благовидный предлог смыться из казармы и нажраться в собственное удовольствие. Поэтому и ухмылялись.

Будет сейчас уродам заначка… С накопившейся злостью Паша сильно ударил по кнопке. Взрыва, оставившего от дома груду дымящихся развалин, он уже не услышал.

— Ложись! — Каменная крошка, опередив мой крик, ударила сзади и бросила вперед, прямо мордой в асфальт. Культурный, мля… нет бы, как все нормальные люди, пойти по газону. — Андрей?

— Живой пока.

И это хорошо. Переворачиваюсь на спину — все вокруг, как туманом, заволокло поднятой взрывом пылью. Она уже скрипит на зубах, но оседать не собирается, так и висит, превращая все вокруг в размытые силуэты. Мать моя, да ведь рвануло там, откуда мы только что, буквально десять минут назад, вышли. Чего вообще случилось-то?

Этим же вопросом, как оказалось, озадачился не только я один — мимо, ломая кусты, пробежали местные вояки, не меньше десятка. Нет, хорошо, что по тротуару шли. А то бы как раз на нас наступили. А воевать в полуоглушенном состоянии с целым отделением — увольте. Очереди из автомата наплевать на немереную крутизну оппонента — поцелует, и к ебеням собачьим. В смысле, к гуриям, что в принципе одно и то же.