Ищущий Битву - Владимир Свержин Страница 54

Право же, сражались здесь недурно, тем более что, наравне с пламенными взорами очаровательниц, призом для победителя этой воинской потехи были золотые рыцарские шпоры.

Смерив долгим тоскливым взором турнирное поле, Эд пробурчал что-то себе под нос и удалился в наш шатер, чтобы в сотый раз проверить доспех и снаряжение.

– А он чего? – толкнул меня в бок фон Тагель, наблюдая за Клаусом, бросившим вызов какому-то здоровенному детине с серебряным открытым летом [40]в черни, на небольшом треугольном щите. – Это не мой чертов шалопай. Никто здесь не сможет устоять перед ним!

– Я не сомневаюсь, что он сможет одержать верх над здешними юнцами и заработать рыцарские шпоры. Это было бы приемлемо для кого-нибудь другого, но не для него. Цена его рыцарства – подвиг!

– Очень благородно. – Михель слушал меня вполуха, с азартом следя за разворачивающейся на ристалище схваткой. По всему было видно, что Клаус уже проиграл. Он еще довольно ловко парировал атаки, но противник все больше теснил его к ограждению ристалища, осыпая градом тяжелых ударов.

– Ах, мерзавец! – вскричал фон Тагель. – Если бы он работал своим мечом так, как тем, который Господь приделал ему при рождении, он был бы славным рыцарем, не хуже неистового Роланда!

На поле все уже было кончено. Клаус распластался на земле, созерцая клинок, ритуально приставленный к своему горлу.

– Вставай, негодник, – закричал ему рыцарь, – или ты собираешься там ночевать?!

Я кинул взгляд на шатер. Меркадье стоял перед двойной оградой турнирного поля, как перед границей на замке, и с болью во взгляде наблюдал за происходящим по ту ее сторону. Он молчал, угрюмо набычившись, сжимая и разжимая свои огромные кулаки, каждый из которых размерами и весом не уступал хорошей булаве.

Мне было очень жаль Малыша Эда. Я полностью понимал его и разделял его чувства. Но ничего поделать не мог. Работа есть работа. Конечно, вероятность того, что он будет опознан здесь, за сотню лиг от побережья, была невелика, но шанс все-таки оставался, и сбрасывать его со счетов было бы неосмотрительно. Я и так с замиранием сердца ожидал встретить на турнире кого-нибудь из тех, кто принимал участие в пленении Ричарда или же мог видеть Кайара во время его «пьяных» переездов. Пока что, слава богу, все обходилось, но выставлять моего Малыша для всеобщего обозрения на ристалище было бы полным безумием.

И вот настал день турнира. Едва ласковые лучи солнца заиграли на стали доспехов и богатом убранстве дам, едва легкий утренний ветерок наполнил полотнища стягов и заиграл значками на рыцарских копьях, едва раздул он плащи и полотна – блистательная кавалькада двинулась через весь город к ристалищу. Приветствуемая криками толпы, ревом начищенной меди и грохотом барабанов, она в гордом величии двигалась по главной улице, разукрашенной, как рождественский пирог. Все, что было доблестного, величественного и прекрасного в здешних краях, слилось в единый поток в этой блестящей колонне.

Возглавлял ее сам Оттон фон Гогенштауфен, герцог Лейтонбург, принц крови, глава тронного совета и дядя нынешнего правящего императора. Впервые со дня моего прибытия сюда мне удалось разглядеть его вблизи.

Это был крупный мужчина лет сорока пяти, с чертами лица скорее резкими, чем благородными, но вместе с тем производившими впечатление суровой мужественности и быстрого ума. Выцветшие, некогда серые глаза его были полны невыразимой тоски, но сам взгляд их, впивавшийся, казалось, в жертву, отдавал ледяным холодом. Он непринужденно гарцевал на превосходном арабском скакуне, чуявшем даже не движение, а саму мысль хозяина.

Справа от него, чуть поодаль, ехал рыцарь в серебристом доспехе с лицом гордым и мужественным. Длинные седые волосы, разметанные по плечам утренним ветром, лишь подчеркивали его воинственный вид.

* * *

– Ты видишь то же, что вижу я? – возник в моей голове голос Лиса.

– Да.

– Это де Наваллон?

– Нет. Это Карл Дитрих фон Брайбернау, молочный брат и правая рука его высочества.

– Как же так?

– Не знаю. Но это не все. Вчера мой новый друг, граф фон Тагель, рассказал о неприятностях, которые случились с этим славным рыцарем во время его возвращения из Святой Земли.

– Подожди. Дай попробую угадать. «Солнце Венеции»?

– Именно так. А кто был его напарник?

– Не может быть! Де Сегрен?

– Ты сегодня на редкость догадлив. Огюст Гастон де Сегрен собственной персоной.

– Да, но это же невозможно!

– Конечно. Но что я могу поделать, если так оно и было.

– Обалдеть! Не забудь упомянуть об этом в отчете. Это же бардак какой-то!

* * *

Я знал этого человека. Правда, не здесь, а в одном из сопредельных миров поблизости, где мы с ним были очень дружны. Он был одним из лучших воинов своего века. Похоже, что и здесь тоже.

Вслед за ним следовали остальные зачинщики турнира, владетельные особы, благородные дамы и девицы, а также славные рыцари, жаждущие добиться от них благосклонного взгляда, а то и более весомого знака внимания. В общем, как я уже говорил, весь цвет рыцарства и женской красоты верхом на конях, богато изукрашенных свешивающимися до самой земли дорогими попонами, медленно и величественно тек по главной улице Трифеля.

Многие дамы вели на серебряных цепочках коней избранных ими рыцарей. Костюмы их полностью соответствовали такому случаю. Они были кокетливо украшены золотыми или серебряными поясами, к которым были подвешены небольшие легкие мечи.

Отдельно от всех, с почетным эскортом из полусотни рыцарей, следовал на ристалище король Англии – Ричард Львиное Сердце. Его величество был явно рад предстоящей воинской забаве, чего нельзя было сказать о сопровождавших его рыцарях. Мрачные лица, говорившие о том, что дела службы лишают их возможности участвовать в предстоящем состязании, были единственным темным пятном на общем радужном фоне.

«Ничего, ребята, потерпите, – прошептал я. – Еще несколько дней, и я избавлю вас от этих забот».

Сделав остановку у храма Девы Марии, кортеж стоя выслушал молебен во ниспослание успехов оружию славного христианского рыцарства, и, наконец, сопровождаемая повсеместно неумолкающими приветственными криками, кавалькада достигла турнирного поля.

Украшенное с пышностью, вообще присущей здешним аристократам, оно радовало взор и настраивало на героический лад. Ложи для почетных гостей и прекрасных дам, устланные богатейшими коврами и драгоценными тканями с начертанными на них эмблемами доблести, любви и красоты, были заполнены до предела.

Остальной люд, плотно забивший все пространство между ложами, уже не помещался на трибунах и толпился у самой ограды, отгоняемый отрядом стражников, нарядных и веселых по поводу праздника. Но, несмотря на все веселье, ничто не мешало бдительным стражам порядка пускать в ход древки своих копий, отгоняя дерзких, желающих устроиться поближе к турнирному полю.