ХЗ. характер землянина - Оксана Демченко Страница 53

Я сползла на пол и задохнулась. Прямо вижу, как копошащееся войско простейших наползает на старую нянюшку, уже не способную ходить. На ее бумажные цветочки и дурацкие совочки… А ей и так холодно. Я ушла и не попросила Макса забрать Тиа в более спокойное, теплое место. Как же теперь все это пережить-то? Чего стоит моя дурацкая эмпатия, не способная выручить добрейшее и слабейшее создание на Утиле?

– Там уцелели контрольные узлы, – вклинился в шум отчаяния голос Макса, такой ровный, что мне захотелось убить рала. – Ищу доступные подключения… Даю картинку.

Смотреть мне было – хуже пытки. Черт его знает, почему я не могла отвернуться, но ведь именно так. Я смотрела, каменея от жути. Тем более полной, что я ровно ничего не понимала. Тусклые коридоры. Пустые пеналы-жилища. Ни единого обитателя. Никаких следов разгрома или сопротивления атаке простейших. Ни клока одежды, ни обрывка.

Камеры переключались все быстрее и скоро изображения замелькали в темпе, превышающем мои возможности, пока Макс не нашел то, что стоило внимания. Я пискнула. Макс сказал «А!», стыренное у меня же для выражения того, что не поддается логике.

Няня Тиа лежала на своем месте, в нише у стены. Она казалась бледнее обычного и говорила очень тихо. Ей было холодно. Очень холодно.

– Цветочки надо укоренять, – шептали складчатые губы, и я едва могла разобрать слова. – Вот так. Молодец. Давай я тебя еще похвалю. Надо искать добрые семена. Рыхлить почву. У вас получится. Мир, деточки, весь цветной.

– Да вруби же отопление, изувер дылдоидный, – зашипела я. Рука бестолково трогала пол. Холодный, кстати. Может, потому я и бормотала: – Одеяло надо. О чем я думала? У меня костюм! Она совсем замерзла, могу одолжить. Совсем отдать, ага.

Зубы клацали. От жути на затылке дыбом вставали мелкие волоски – я и не знала, что они есть и такие жёсткие… Няня Тиа лежала, блаженно улыбаясь. Ковер простейших кипел, плотнее и плотнее забивая комнату. Во все свои глаза – или это антенны? – жукоподобные создания пялились на няню. Они копошились в десятки, сотни слоев, образуя причудливый рельеф голодной колонии. Тварюшки цеплялись одна за одну, соединяясь в нити, сплетаясь в канаты. Они свисали с полотка языками неживого, но подвижного мха… Роились суматошными вихрями – и не приближались к годному в пищу беловому источнику энергии, продолжая глазеть. Они шелестели так тихо, что я могла разобрать шёпот Тиа. У самого лежака, вплотную к руке няни, бегали довольно крупные паукоподобные. Ощупывали поочередно совочки, бумажные цветы, обрывки ленточек. Замирали – и начинали ощупывание заново.

– Макс, я не могу смотреть на это, – призналась я, прекратив бестолковые бормотания и прочую панику. – Только не… так. Мы же ничего не успеем. Я понимаю, а смотреть не могу.

– Угрозы нет, – сообщил рал быстро, с оживлением. – Сима, уточняю: не наблюдаю агрессии. Наоборот, колония прилагает усилия к восстановлению комфортных условий обитания, хотя это потребует миграции прочь из обжитого сектора. Мне не понятна причина происходящего. Но я готов с высокой вероятностью утверждать: они воспринимают данный объект не в качестве пищи. Судя по показаниям датчиков, температура растет. Сейчас начнется миграция на внешние стены.

Я кивнула, ощущая головокружение, прямо как от шампанского. Мне было одурительно хорошо. Я понимала, что улыбаюсь широко и нелепо. Что сейчас скорчу рожу и покажу киборгам язык. Пришлось прикусить губу, спасая статус ут-интамйра от поругания. Гос-споди, как мерзко знать, что у меня полно подчиненных и что они, возможно, на меня пялятся. Оценивают. Анализируют.

– Высылаю группу, – сообщил Макс, когда рой простейших сгинул из помещения. – Тиа доставят в периметр моей исходной ответственности. Там более комфортные условия.

– Спасибо.

Я встала, потопталась, разминая ноги и пробуя сбалансировать мысли в гудящей голове. Утиль – удивительный мир. Сволочи те, кто отсылает сюда совершенно разнородные создания. Но как же эти сволочи сами себя наказывают! Упускают то, ради чего в научном секторе готовы передраться. Оказывается, тут возникают новые связи и отношения. Кто, кроме меня и Макса, знает, что няни – симбионты простейших? Что они способны восстановить управляемость колоний, которые полчаса назад казались мне подлежащими неизбежному уничтожению…

Мысли в сторону, пусть из думают умные. Однажды найдется время и для таких. Даже здесь, пожалуй. Я профилактически встряхнулась.

– Шарп! Можешь вскрыть киборгов? Хочу наблюдать мозг без защиты.

Шарп не стал тратить время на ответ. Он исполнил указание, причем быстрее, чем я договорила пояснение. Головы киборгов распахнулись наподобие надкрылий жуков. Лоб оставался целиковым, за линией роста волос отошли вверх-вбок дольки защитных кожухов, правая и левая. Не знаю, таков ли мой мозг, знать не хочу. На вид штуковина серо-розовая, противнейшая… Я сглотнула и подошла, рассматривая содержимое черепушки ближнего киборга. Извилины, извилины… Вся масса пульсирует. Тончайшие нити надстроек внедряются в мозг. Я подвинула тяжелую квадратную емкость с бляшками – ну, теми, которые в игре метили зоны под вымирание.

– Прошу внимательно выслушать и записать. Абсурдно это или нет, но я осознаю свои слова и готова за них отвечать. Я, Серафима Жук, убеждена в том, что убийцы способны к раскаянию. Жена, спьяну грохнувшая мужа утюгом, способна осознать преступление. Идиот за рулем протрезвеет и однажды поймет, что убил пешеходов и сто раз себя же проклянет и… тем накажет хуже суда. Туча случаев есть, они указывают: время способно довести до раскаяния. Время стоит давать, чтобы люди поняли свое скотство и снова стать людьми. Но я убеждена, что особы подвид людей – чиновники – не обладают даром раскаяния. У меня дома они тырят деньги у стариков, зная, что убивают. И им хорошо жить. Они воруют лекарства у детей и знают, что убивают. И им сладко спится. Так что с чиновниками надо поступать, как с самолетами. Выдирать отработавшую дрянь до аварии. Профилактически.

Я подняла неудобную квадратную емкость и шарахнула ею в середину мозга. Брызги – ужас как противно. Но я знала заранее и старалась, чтобы не промазать и не передумать. Киборг дернулся и обмяк. Два уцелевшие тоже дернулись – и замерли, Шарп держал их надежнее спрута. И мне не помешал!

– Два временно уцелевшие объекта, – сглотнув кровь из прокушенной щеки и стараясь сохранить ровный тон, выговорила я, проклиная пудовый язык и черноту перед глазами. – Если интрал планеты не получит ответы, какие ему нужны, я повторю такое действие. Приговор не подлежит обжалованию. Санкция на уничтожение населения карается размозжением. Так сказала я, ут-интмайр Сима. И так будет.

– Записано, – сообщил Макс.

– Шарп! Изыми мозги и убери тела киборгов в уголок. Не надо тратить время на охрану недоносков. Макс, ты можешь общаться с их мозгами? Шарп наладит такой процесс?

– Да, – проскрипел Шарп.

Мне в руки оказался втиснут пук платков. Собственно, получив их из манипулятора Шарпа, я осознала, что стою, тяжело дышу и тру замаранные пальцы. Недавно я стреляла в клонов. Мне казалось, это правильно. Но я убивала союзников. Сейчас я поступила еще хуже. Это мне будет сниться и отравлять жизнь. Но я это сделала и не вижу в решении ошибки. Я слепая дикарка? Пусть так. Кровь прекрасно оттирается платком.