Прайд. Кольцо призрака - Олег Попович Страница 53

Дура ты, дура! Анна любовалась трогательно склоненной головой Мариши, беззащитной линией ее длинной шеи. Посередке шея грозила переломиться, там выступал один круглый, как лесной орешек, позвонок. Неужели тебя никто не целовал в шею? Никогда?

Мариша жила с братом в старой большой квартире. Все здесь было погасшим, блеклым, ни одного блестящего предмета.

Анна часто забегала к Марише после работы. Неровные, приплясывающие полушаги-полускачки, и дверь открывал Лев Александрович, Маришин брат. Бескостный, вихлявый, с поношенным эластичным лицом из чего-то мягкого вроде замши. У него была привычка, задумавшись, ущипнуть себя за щеку и оттянуть. Увидев Анну, он закатывал глаза и преувеличенно счастливо всплескивал руками:

– Анна, вы!

Он давно и запойно пил. И его пьянство, едкий, химический запах – это был некто вечно третий. И этому третьему, безнадежной борьбе с ним, Мариша отдавала всю себя.

Со злым, несчастным лицом она наливала крепчайший чай в огромную яйцевидную чашку, разбавляла сливками из пакета, входила в комнату брата. Привычно и ловко спускала с кровати его жилистые ноги с плоскими ступнями. Насильно заталкивала ему в рот какие-то таблетки, заставляя выпить до дна исполинскую чашку. Разговор его становился более связным.

Лев Александрович подолгу сидел с Анной и Маришей на кухне, смеялся, закидывал голову, выставляя острый кадык, похожий на застрявший в горле спичечный коробок. Глядел на Анну чувственными глазами.

– Анна, знаете что? Выходите за меня замуж. – Он гладил руку Анны. Было что-то порочное в том, как он то несильно сжимал, то отпускал ее пальцы.

– Нужен ты ей! Сокровище! – недобро улыбалась Мариша.

Лев Александрович где-то преподавал, а два его ученика по гидродинамике считались лучшими.

– А мы-то, на краю всеобщей гибели. – Он кивал на Маришу. Разъезжался в улыбке обезьяний рот, он криво подмигивал. – Мы занимаемся… чем? Приносим себя на алтарь! А на какой? Сами не знаем, на какой!

Во всех люстрах в квартире были ввинчены слишком слабые лампочки. В этом приглушенном свете двигались и жили вполнакала какие-то сухарно-ломкие старики и старушки. Учительница. Скульптор-анималист. Еще кто-то. Дальние родственники. Незаметные, вежливо-обидчивые, от них слабо пахло ветхостью и мочой. По субботам Мариша мыла их в ванне, одного за другим. И они ходили взволнованные, испуганные.

– Ха-ха-ха! – резко и пронзительно смеялся Лев Александрович, закатывая глаза. – Анна, выходите за меня замуж!

Мариша и Анна шли по улице. Густо-малиновое зимнее солнце раздалось вширь. Анна невольно заглядывалась на него, и потом зеленое жирное пятно, все застилая, долго плавало перед глазами.

– Как Левка? – спросила она Маришу.

– Не просыхает. – Мариша хрипло кашлянула в тонкую кожаную перчатку. На ней была холодная шуба, пупырчатая, как куриная кожа. – Хочет сдохнуть, да на здоровье, мне-то что.

Анна поскользнулась на присыпанной снегом ледяной дорожке. Но ей показалось, что она поскользнулась все на той же не оставляющей ее неистребимой тревоге.

– Почему ты его не любишь? – Анна искательно заглянула в глубокие глаза Мариши. – Он очень хороший. Знаешь, он в чем-то ребенок.

– Не люблю зиму, – не отвечая ей, зябко ежась, пробормотала Мариша. – И вставать в темноте ненавижу.

Анна снова загляделась на сползающее вниз солнце. Его малиновые потеки всасывала снизу сизая туча.

– Знаешь, я позвоню Андрею, – не выдержала Анна. Она порылась в сумке. – Ни одной монеты. У тебя нет?

– А я тебе не дам, – прямо ей в лицо усмехнулась Мариша.

– Мариш, ну почему ты так? Зашла бы к нам как-нибудь. Надо же вам познакомиться наконец.

– Это зачем? – Мариша подняла тощий воротник шубы, отгораживаясь от нее.

– Простите, у вас нет монетки? – метнулась Анна к невысокому человеку в аккуратной каракулевой шапке пирожком. Вместо его лица плавало зеленоватое пятно. Снизу его окаймляла черная, круто завитая бородка, тоже из каракуля.