Королевский тюльпан. Дилогия - Ива Лебедева Страница 53

Все замолчали.

Потом опять заговорил Джарнет.

— Да, нам пришлось поступить именно так. Маршал должен знать…

Пошел нудный треп о том, что я знал и так: нас терпят, но могут и уничтожить, нужно взвешивать действия, некоторые просьбы нужно выполнять даже бесплатно…

Я слушал и понимал: оратор тянет время. Он чего-то ждет. Но чего?

И тут открылась дверь. Появился Ухо — капитан, которого не любят, презирают, но боятся. Если лица всех были напряжены, то его — сияло.

— Введите! — приказал он.

ЭТЬЕН

Когда настала пора уходить, главной проблемой оказалась Крошка. Катланка встала между мной и дверью. Она фырчала, била хвостом о паркет и постоянно растягивалась на полу в том месте, где должна была ступить моя нога. Упорно-безнадежная борьба продолжалась до прихожей. Офицер караула Совета с интересом глядел на нас: возможно, он впервые увидел домашнего катланка.

Наконец я присел и погладил серую морду:

— Крошка, сейчас ты мне не поможешь. Я сделаю все, чтобы мы встретились. Оставайся здесь и не покидай дом, пока он безопасен для тебя.

Слуги получили необходимые инструкции, пока они здесь, кошка голодной не останется. Что же касается книг, старых вещей и самого дома, я попрощался с ними уже давно и уходил не оглядываясь.

Караул, присланный Советом, был вежлив. Например, он воздержался от обыска. Я этим воспользовался, пока собирался. Теперь, в пути, чтобы занять время, проглядывал «Листок свободы».

Заметил официальное сообщение от блюстителя Справедливости. Пространная преамбула сообщала, что самозванство — особо антидобродетельное преступление, оно вовлекает в обман честных людей, извращает их добрую волю и должно наказываться особо беспощадно. В конце перечислялись изменения в действующем законодательстве. Отныне самозванство, независимо от возраста самозванца, каралось как минимум пожизненным заключением в тюрьме с особыми условиями. Такому же наказанию подлежал тот, кто помог самозванцу или встретил его и не донес властям.

— Могли бы просто написать — уничтожается, — шепотом проворчал я.

* * * * *

В зале Совета отсутствовал блюститель Добродетели. Я воспользовался этим и обратился к блюстителю Мира — самому глупому и поэтому самому надежному из коллег.

— Вполне возможно, что в ближайшее время я отбуду в командировку. Если это случится, я хотел бы передать свой дом под ваш патронаж. Условия обычные: пользование в отсутствие хозяина, доход от аренды внешних строений, сохранность имущества. Буду благодарен.

— А я — признателен, — улыбнулся коллега в пышные усы, которые, как он считал, обязан носить каждый военный.

Он было пустился в расспросы, но я положил на столик заранее подготовленный договор и сел на канапе, предлагая ему сесть тоже и подписать.

— Ну, вот и отлично, — облегченно выдохнул я, представляя чувства прокурора, собравшегося вынести решение о конфискации и узнавшего, что имущество под патронажем главного генерала. — Был бы очень признателен, если бы вы сохранили прислугу, арендных доходов на это хватит, и позаботились о кошке.

— Как это мило — «позаботиться о кошке», — услышал я насмешливый голос, — особенно о кошке, способной позаботиться о хозяине.

Я обернулся. Рядом стоял блюститель Добродетели, за его спиной — двое охранников в масках, в куртках мышиного цвета, означавших скромность и принадлежность к народу.

— О заботливой кошке мы еще поговорим, — продолжил он, — а пока начнем совещание, у нас слишком мало времени. — Блюститель Добродетели говорил кратко: — Лепесточники нарушили экономические договоренности, но главное не это. Они ввязались в политику, укрыв на пустоши малолетнего самозванца. Найти и арестовать его обычной полицейской акцией невозможно. Необходимо решить проблему лепесточников как таковых — отстранить их от сбора почек. В процессе этого будет решена и проблема самозванца. Тот, кто даст клятву убраться из города, сможет выйти за кордонную линию, конечно же после обыска и конфискации всех недобродетельно нажитых ценностей. Обязательному задержанию подлежат только мальчишки от пяти до двенадцати лет и их родители или опекуны. Их судьбу, — скороговоркой закончил блюститель Добродетели, — решат наши помощники из так называемого Ночного Братства. Вот резолюция. Трое членов Совета уже поставили под ней подписи. Дело за вами, брат Этьен.

— Как блюститель Созидания, — неторопливо начал я, — не вижу экономической целесообразности в таком решении. Что же касается мальчишек-самозванцев, для начала следовало бы убедиться, что они существуют.

— У меня есть доказательства, что именно брату… пока еще брату Этьену, — с ухмылкой заметил блюститель Добродетели, — известно о таких мальчишках на пустоши больше, чем любому из нас. А вот и свидетель.

Двое мышиных стражников убрали ширму у стены. За ней на низком табурете сидел бедолага с перевязанным лицом и руками.

— Это следы знакомства с заботливой кошкой, — с той же усмешкой продолжил блюститель Добродетели. — Ты узнал его голос?

— Да, — ответил тот, — и голос, и лицо, только он был одет как фонарщик.

— Ты послужил Добродетели и можешь удалиться. Гражданин Этьен, мы не будем тратить время, спрашивая у тебя, зачем ты ходил на пустошь. В ближайшие дни ты сможешь дать пояснения народному прокурору и присяжным. Братья, теперь вы согласны, что не ошиблись, подписав вторую резолюцию нашего Совета? Три «за» при одном воздержавшемся.

Блюститель Справедливости взглянул на меня со злорадным торжеством, блюститель Мира — с печальным сочувствием.

— Заберите у гражданина шпагу и проводите во временное жилище, — распорядился блюститель Добродетели.

ЛИРЭН

На вошедшего я взглянул с интересом, а он на меня — со страхом, вдруг я отрежу второе ухо?

— Габош был наказан по правилам, — заметил Джарнет. — По правилам ли поступил ты, не поделившись с капитанами его тайной? Напомни ее, парень, и не трать наше время.

Габош немного сбивчиво, но в целом верно пересказал наш разговор.

— Итак, — заявил Ухо, — маршал узнал, что среди лепесточников скрывается мальчик, очень похожий на принца. И что же сделал маршал? Пусть его ответ будет быстрым и честным! — почти визгливо заметил он.

Во взглядах было не только нетерпение, но и злорадство. Я понял, что не ошибся, заметив слежку во тьме. Или ошибся, не разобравшись с ней.

— Я был на пустоши. С мальчишкой не разговаривал и, как вы убедились, сюда его не привел, — ответил я максимально честно.

Несколько секунд слышались удивленные вопросы: «Это принц или нет?». Я молчал.

Джарнет ударил по столу рукоятью клинка и все стихли.

— В любом другом деле, — начал он спокойно и мягко, — нам бы хватило твоего объяснения. Сейчас — нет. В одну ночь ты отказал самому сильному человеку в Городе и ходил искать встречи с тем, кого этот человек боится и ненавидит больше всего. Этого достаточно, чтобы нам объявили войну на уничтожение. Да, наше Братство бессмертно. Нас не уничтожат, но загонят в щели, как крыс, и этого не хочет никто. Маршал стал угрозой для всех и, пока он спал, старейшина капитанов, Джарнет, исправил его ошибку. Не ради денег, а ради прежних отношений Братства и власти.