Проклятые огнем - Ксения Баштовая Страница 52

Перед внутренним взором Винтара все стояли переполненные болью глаза и беззвучное отчаянное: «Помогите!» Мужчина пытался забыть, выкинуть из головы этот настойчивый шепот, но у него ничего не получалось. Как он ни пытался убедить себя, что его это не касается, добиться колдун так ничего и не мог.

Кавалькада доехала до высокого трехэтажного дома, способного поспорить высотой стен с ратушей, и медленной змеей забралась во двор, оставив на улице постепенно успокаивающуюся толпу. Ворота затворились, отрезав наездников на вороных конях и клетку с пленницей от остального мира, а за забором лаяли, постепенно замолкая, собаки.

Кенниг еще некоторое время постоял, тупо смотря на тяжелые ворота из мореного дуба, украшенные огромным, на обе створки, Знаком Единого, а затем развернулся и пошел прочь, надеясь, что хотя бы к вечеру в голове перестанет биться упрямая мысль: «Я должен ей помочь!»

На то, чтобы покупать хоть какие-то снадобья от насекомых, не было никаких сил, а потому колдун отправился бездумно бродить по улицам.

Ведьма… В клетке сидела пойманная ведьма. Просто так ее бы не ловили. Просто так ей бы не связывали руки. Просто так она не сидела бы бесстыдно раздетая… Значит, она виновна! Значит, она совершила что-то такое, за что ее и поймали. Что-то такое, что было опасным для жителей Бирикены. Что-то такое, что ставило ее на один уровень с Аурунд.

А раз так – туда ей и дорога. Нет смысла пытаться ей помогать, пытаться ее вытащить…

Да и в самом деле, как он может ей помочь?! Он не знает ни где она там в этом доме сидит, ни сколько человек ее охраняет, ни даже что с ней потом будут делать! Нет, то, что ее казнят, это понятно. Но каким образом это будет происходить? Что с ней сделают? Отрубят голову, повесят, четвертуют, колесуют? Каким образом инквизитор отнимает жизнь у местных ведьм?

– Сколько?

– Что?! – Винтар вздрогнул и оглянулся по сторонам.

Он стоял в небольшой завешанной пучками сушеных трав комнатке. За прилавком замер невысокий худощавый мужчина, который в ответ на удивленный вопрос колдуна только вздохнул:

– Я говорю, ромашки вам – сколько? Трой-марки хватит? – в голосе продавца промелькнули легкие раздраженные нотки.

Кенниг удивленно замер: он совершенно не помнил, как забрел в эту лавку. Похоже, занятый своими раздумьями, он умудрился автоматически зайти сюда, да еще и попросить продать ему сушеных трав.

– Этого много, – только и смог выдавить пораженный мужчина. – Треть давайте.

– Треть трой-марки, – промурлыкал себе под нос аптекарь и, порывшись под прилавком, извлек из-под него плотно прикрытую крышкой миску. Отмерив на весах с помощью небольших гирек необходимое количество измельченной ромашки, травник пересыпал товар в холщовый мешочек и, перетянув его алой нитью, протянул покупателю:

– Три пфеннига.

– Цены у вас, конечно, бешеные, – мрачно буркнул колдун. – Геллер – красная цена! – Но в кошелек за деньгами полез.

И лишь вытащив нужные монеты, Кенниг понял, что он сказал.

Он разбирается в ценах на травы. Он знает, сколько должна стоить сушеная ромашка.

Аптекарь его словам не удивился:

– Так идите купите за геллер! – А вот раздражение в голосе проклюнулось еще сильнее. Казалось, у торговца есть какие-то свои проблемы и сейчас он просто выплескивает злобу на покупателя. – Вон, через две улицы, у Шульца. Или у Петерса. Они вам даже за пол-геллера продадут. Правда, там вместо ромашки сено будет. Настойку выпьешь и отравишься, к Тому, Кто Рядом.

Винтар уже устал удивляться вывертам собственной памяти. А потому просто позволил собственному подсознанию высказать то, что просилось на язык:

– Я знаю качество товара у Шульца и Петерса, мастер Йенсен. Именно поэтому и закупаюсь у вас.

Он еще и имя аптекаря знает. Час от часу не легче.

А вот аптекарь его не узнал: если вспомнить, что здесь творилось пять – десять лет назад, это было только к счастью.

– Вы раньше у меня что-то приобретали? Я не могу припомнить ваше лицо…

– Давно, мастер Йенсен. Еще до правления ведьмы я жил в этих краях.

– А… Как ваше имя? – нахмурился мужчина, пытаясь угадать знакомые черты лица.

Винтар искренне понадеялся, что ничего у него из этого не выйдет. Честно говоря, колдун не знал, что ответить. На службе у Аурунд он, конечно совершенно не афишировал свою фамилию, да и в Бирикену его пустили совершенно свободно, но кто знает? Сейчас скажешь, как тебя зовут, а потом выяснится, что этот человек очень хорошо тебя знал до правления ведьмы, а потом присутствовал, например, на казни ратманов и опознал в колдуне с ледяным мечом своего знакомого. И что тогда делать? Конечно, уже удалось вспомнить кое-какие мелочи о своей прошлой жизни, но пока что не удалось получить информацию ни от отца Рабангера, ни от секретаря ратмана Таузига, а значит, надо по-прежнему оставаться в Бирикене.

Но аптекарь смотрел все настойчивей, надо было хоть как-то отбрехаться, а потому Кенниг ляпнул первое, что пришло в голову:

– Бертвальд Шмидт.

Травник покачал головой:

– Нет, не припоминаю такого… Наверное, редко закупались?

– Да пару раз всего, – не стал спорить колдун. – Но при этом очень хорошо запомнил, что у вас лучший товар во всем аптекарском квартале.

Тут еще и такой есть? Похоже, память подкидывает все новые и новые вопросы.

Йенсен склонил голову:

– Обращайтесь еще, господин Шмидт. Всегда готов помочь хорошими товарами. – Кажется, это было скорее данью вежливости, чем правдой.

– Спасибо. – Губы колдуна тронула легкая улыбка.

Выйдя из лавки, мужчина оглянулся. Ничего особенного, крохотный магазинчик, над дверью висит табличка с нарисованным на ней пучком трав. Краски свежие, масляные, еще даже высохнуть не успели, дверь – обычная, ничем не примечательная, на окнах занавески из простенького цветастого ситца…

И никаких воспоминаний об этом месте. Тот, Кто Рядом, знает, почему и как он умудрился найти именно эту лавку.

Впрочем, стоило сделать несколько шагов от лавки аптекаря, и в голову опять полезли незваные мысли.

Колдунья. Молодая, забитая, в глазах – ничего, кроме страха и боли.

И тихий шепот, набатным звоном звучащий в ушах: «Помоги!»

Почему она обратилась именно к нему?! На площади было уйма народу, что ей стоило встретиться взглядом с кем-нибудь другим? Что ей мешало обратиться с просьбой о помощи к кому-нибудь другому?

Так нет! Надо было обязательно сказать это Винтару. И теперь невозможно думать ни о чем, кроме как об этой бесстыдно раздетой девчонке. И зов плоти тут совершенно ни при чем. Ее просто жалко! О чем ни задумаешься, а перед глазами вновь и вновь всплывает выглядывающая из-под рубахи белая, незагорелая кожа, покрытая кровоподтеками, тонкие, птичьи ключицы с огромными пятнами ожогов и волдырей… И страх, откровенный страх, плещущийся в глубине глаз.