Черная дорога - Мэл Одом Страница 52

Дюжина служек прикоснулась факелами к дюжине точек на стене, поддерживающей сцену и балкон Чолика. Жрец невозмутимо смотрел, как пламя перепрыгнуло в заполненные китовым жиром стоки и побежало прямо к нему.

Огонь помчался по выемкам, обогнул Чолика, и на стене вспыхнул узор – морда кобры с раздутым капюшоном, выложенная из черных и белых камней. Пламя, протанцевав по черным плиткам, зажгло провалы змеиных глаз.

Зрители затихли, ожидая, что последует дальше. Но Чолик ощущал повисшую в воздухе жестокость, готовую прорваться, обратиться насилием. Охранники пошевелились, напоминая каждому, что они тут.

– Я Мастер Молви-да, – провозгласил Чолик во внезапно воцарившейся в соборе тишине. – Я Нашедший Путь, намеченный рукой Дьен-ап-Стена, Пророка Света.

За словами Чолика последовали вежливые хлопки, как он и предполагал, но дух ожидания не покинул помещение. Верующие ждали, как шакалы ждут кровавого пиршества, зная, что, как только большие хищники отойдут, они получат то, что осталось от чужой добычи.

Чолик разбросал вокруг себя порошок, вспыхнувший крупными сгустками зеленого, красного, фиолетового, голубого пламени, остановившегося невдалеке от ближайших прихожан. По церкви поплыли запахи жимолости, корицы, лаванды. И жрец заговорил, высвобождая заклинание, удерживающее врата.

В ответ на заклятие пылающая голова змеи метнулась, оторвавшись от стены, и повисла над толпой, открыв пасть. Помост Чолика оказался прямо между глаз кобры. Рот змеи служил входом на Черную Дорогу, ведущим туда, где черная мраморная тропа петляла и изгибалась вверх, вниз, в стороны, в самое себя, выводя путешественника снова к пасти змеи, но уже с дарами, которыми Кабраксис наделял человека.

– Пусть Путь Мечты отведет тебя туда, куда ты хочешь прийти, – сказал Чолик.

– Пусть Путь Мечты отведет тебя туда, куда ты хочешь прийти, – грянул в ответ мощный рев собравшихся.

Под капюшоном своего балахона Чолик улыбнулся, Как здорово быть главным, как здорово быть могущественным.

– А теперь, – объявил он, зная, что толпа ловит каждое его слово, – кто среди вас достоин?

Это был вызов, и Чолику он нравился.

Паства превратилась в дикую стаю, крича, вопя, воя о своих нуждах, желаниях и страстях. Толпа стала живым жестоким существом, готовым разорвать само себя. Не раз за этот год люди погибали в церкви от рук своих друзей, соседей, незнакомцев, и известняковый пол пил их кровь, пуская в землю под храмом хрустальные корни – однажды Кабраксис показал их Чолику. Корни эти напоминали кровавые, рубиновые слезы, никогда не затвердевающие и не высыхающие, просачивающиеся все глубже и глубже в землю с каждой новой пролитой наверху каплей.

Волнообразными движениями, покачивая вместе с собой Чолика, огненная змеиная голова поползла над толпой – над первым рядом прихожан, потом над вторым. Люди поднимали больных и недужных детей повыше, взывая к Дьен-ап-Стену, моля о милости исцеления. Богатые нанимали высоких воинов, чтобы те держали их на плечах, приближая хозяев к входу на Черную Дорогу.

Змеиный язык, черная лента прозрачного обсидиана, текучего, как вода, затрепетал, метнулся – выбор был сделан.

Чолик взглянул на ребенка, лежащего на руках отца, и увидел, что дитя это не одно – их двое, каким-то образом сросшихся друг с другом. У близнецов имелось всего две руки и две ноги, присоединенные к полуторному тельцу и двум головам. Детям на вид можно было дать годика три, не больше.

– Какая мерзость! – выкрикнул кто-то.

– Им нельзя было позволять жить, – поддержали возмущенного.

– Дьявольское отродье!

Дюжина служек с факелами бросилась вперед; охранники помогали им расталкивать толпу, пока жрецы не добрались до Избранного.

Тут какая-то ошибка, - подумал Чолик, глядя на несчастных детей, сцепленных друг с другом костями и плотью. Он не мог избавиться от чувства, что Кабраксис предал его, хотя и не мог понять, отчего демону понадобилось так с ним поступать.

Столь жестоко изуродованные дети обычно умирали, едва родившись, забирая и жизнь женщины, выносившей их. Не погибших предавали смерти их отцы или жрецы. Чолик и сам уничтожал подобных выродков, которых потом хоронили в освященной земле Церкви Захарума. А некоторые деформированные тела продавались магам, мудрецам и торговцам черного рынка, спекулирующим демоническими товарами.

Служки окружили отца и сросшихся детей, осветив пространство внутри кольца. Охранники в кольчугах отпихивали толпу, освобождая избранным больше места.

Чолик посмотрел на отца и заставил себя заговорить:

– Итак, твои сыновья последуют по Черной Дороге?

Слезы катились по лицу этого человека.

– Мои сыновья не могут ходить, Нашедший Путь.

– Они должны.

Чолик размышлял, не подходящий ли сейчас момент повернуть все вспять. Некоторые желающие пройти по Черной Дороге уступали собственным страхам и в последний момент отказывались. Второго шанса никогда не предоставлялось.

Непрошеный обсидиановый язык змеи метнулся к близнецам и обвился вокруг них. Без видимых усилий кобра потащила мальчиков в свою клыкастую пасть. Приблизившись к огненной завесе вокруг гигантской головы кобры, дети заплакали.

Стоя на платформе над низким выступом тяжелого змеиного лба и вглядываясь в пламя, Чолик лишь смог разглядеть, как исчезли за пляшущим огнем мальчики – больше их не было видно. Он ждал, не зная, что случится дальше, боясь, что близок к тому, чтобы потерять все, во что вложил душу.

Меридор стояла рядом с матерью, глядя, как огромная каменная змея слизнула ее маленьких братьев и утащила их в свою утробу. Микель и Дэнис прошли такблизко от пламени, освещающего змеиную морду, – девочка знала, что у змей на самом деле нет морды, потому что папенька объяснил ей это, а старшие братья подняли на смех, когда она как-то сказала так, – что Меридор ощутила твердую уверенность в том, что мальчики сейчас зажарятся.

Дядюшка Рамаис всегда рассказывал истории о детях, которых поджарили и съели демоны. А иногда этих детей запекали в пирог. Она все пыталась представить, как же выглядит пирожок с ребенком, но стоило спросить матушку, та сразу велела держаться подальше от дяди и его страшных сказок. Но дядюшка Рамаис был моряком флота Западных Пределов, и у него всегда были наготове самые лучшие истории. Она уже достаточно взрослая, чтобы знать, что не всем сказкам можно верить, но ведь это так весело – делать вид, что все-таки веришь.

Меридор действительно не хотела, чтобы ее маленьких братишек испекли, или поджарили, или еще как-нибудь сожгли. В свои девять лет, младшая девочка в семье, где было восемь детей, она больше всех присматривала за Микелем и Дэнисом, кормила и купала их. Иногда уставала, конечно, – мальчишки вечно капризничали и были недовольны чем-то. Папенька сказал, это потому, что братикам тесно жить в одном теле. Иногда Меридор думала, а не воткнулись ли как-то остальные ножки и ручки Микеля и Дэниса в то тельце, которое они делили.