Легионер. Век Траяна - Александр Старшинов Страница 52

Осень 849 года от основания Рима [92]

Эск

Когда легат Наталис услышал рассказ о похищении, он глубоко вздохнул, покачал головой и, выставив Валенса за дверь, повернулся к Адриану:

— Твои проделки?

— Ты о чем? — недоумение военного трибуна было искренним.

— Зачем ты это устроил?

Адриан пожал плечами.

— Ладно, ладно, посмотрим, что выйдет. — Наталис, кажется, был доволен. — Я уже слышал, что у нас в легионе завелся предсказатель. Я в эти штучки не верю, но… Если твой Тиресий прав, и Домициан действительно мертв, то можно подержать этого парня где-нибудь в ветеранском поместье…

— Я его не похищал! — отрезал Адриан.

Едва выйдя из претория, Адриан кинулся в барак пятьдесят девятой центурии.

— Что случилось? — без всяких вступлений и полупрозрачных намеков обратился он к Валенсу.

— Не знаю, — ответил центурион. — Кто-то нас опередил.

— Что же наш предсказатель не узрел опасность? — с издевкой спросил Адриан, оборачиваясь к Тиресию.

— Я предупреждал, что Приска нельзя отправлять в Рим. А где именно грозит ему опасность, я понятия не имел, — ловко вывернулся предсказатель. — Не всегда мне открываются точные контуры будущего. Чем неопределеннее Судьба человека, тем более смутно я различаю его будущее.

— А свое будущее ты видишь? — вспылил Адриан. — Тебя повесят или засекут до смерти?

— Ни то ни другое, — глазом не моргнул Тиресий. — Но о своей смерти предсказатель никогда не говорит.

— О моей смерти что можешь сказать?

— Она еще далеко. Лет сорок, не меньше. Ты умрешь в своей постели от сердечной водянки.

Адриан опешил от подобной наглости. Хотел ответить. Но лишь беззвучно шевельнул губами.

* * *

Поначалу Приск был уверен, что на повозку напали свои — друзья отвезут в какую-нибудь усадьбу, спрячут в надежном месте. Недаром Кука, заглянув накануне проститься, шепнул на прощание:

— Не бойся, мы будем рядом.

Но когда он услышал шум борьбы и крики нападавших (явно не Кука и его друзья), понял — что-то не так. Ногами Приск выбил дверцу повозки, ринулся вперед и перекатился по снегу. Но встать не успел. На него тут же навалились трое. Мгновенно связали руки и ноги, натянули на голову кожаный мешок и бросили на вонючую попону животом.

Мул трусил неспешно, Приска трясло, и через час он подумал, что его непременно вырвет, хотя ел он часов восемь назад. Голоса были чужие, речь — фракийская, язык, на котором говорят по обе стороны Данубия-Истра.

Ясно было, что везут его отнюдь не друзья.

Когда пленника сняли с мула и поставили на землю, он тут же упал (не то что ноги не держали — просто притворился, что так ослаб). Похитители заржали и принялись развязывать путы. Возились долго. Пока снимали путы с ног, кровь вновь начала пульсировать в пальцах рук, их кололи тысячи иголок, Приск дергался, стонал. Охранники ржали. До тех пор пока ему не развязали ноги. Тогда он ударил — наудачу, плохо чувствуя стопы, ногой не попал, зато кулаком все же сумел достать. Но тут же получил в челюсть и потерял сознание. Очнулся он в какой-то комнатенке, ноги были замкнуты в колодки — две доски с отверстиями не пережимали сосуды, но встать не позволяли. В полуподвале с узеньким окошком и сырыми стенами он был один, но, судя по размеру колодок, сюда могли набить человек двадцать. Приск не сомневался уже, что очутился в эргастуле. [93]В комнату заглянул какой-то упитанный человек лет сорока с курчавой черной бородой и живыми черными глазами, уставился на Приска, потом заорал и вылетел вон. Вскоре чернобородый вернулся, но не один, а вместе со светловолосым дюжим парнем в синей рубахе и пестрых штанах. Путая фракийские и греческие слова, они о чем-то принялись спорить. Кое-как Приск разобрал, что похитить из повозки собирались совсем другую личность, похоже, сына декуриона. Выкрадывать арестованного легионера никто из них не собирался. Рыжий стал предлагать прикончить неудобную добычу и бросить тело в Данубий, но чернобородого одолела жадность, он осмотрел плечи Приска, не нашел на них татуировки и, решив, что если парень не легионер, то риск невелик, махнул рукой и сказал:

— Завтра на корабль.

* * *

Было еще темно, когда дверь открыли. Дали хлебнуть пару глотков теплой воды с вином да вложили в рот кусок сухаря. Потом два молчаливых парня освободили Приска из колодок, связали руки, надели ему мешок на голову и повели.

Его опять везли верхом на муле. Потом он услышал плеск воды, греческую речь, его пронесли по трапу — судя по тому, как гнулись и верещали доски под ногами несущих, трапу весьма хлипкому.

— Разрежьте ремни, а то парень без рук останется, — узнал он голос чернобородого.

Грек сказал таким тоном, будто это было очень смешно — что кто-то лишится рук и ног. Один из конвоиров разрезал ремни, но мешка с головы не сняли. Пока Приск пытался сориентироваться, что и как, лязгнули петли, в нос ударил затхлый сырой запах, и Приск полетел вниз. В первый момент он подумал, что его сбросили в воду, потом понял — он в трюме корабля, что перевозит рабов. Он сразу же услышал сдержанное дыхание, стоны, плач. Внизу хлюпало.

Приск сдернул с головы мешок. Было темно. Лишь наверху смутные черточки света указывали на щели люка. Слышалось шлепанье то ли рук, то ли ног по воде и по влажному дереву.

— Кто здесь? — спросил он, пытаясь придать голосу твердости.

— Я — Луций… — ответил тонкий детский голос.

Остальные по-прежнему лишь шептали и всхлипывали.

— Здесь что, только дети?

— Я — самый старший, — опять отозвался Луций, — мне двенадцать. Остальные — мелкота.

— Раб? Похищенный? — спросил Приск, стараясь как можно скорее выяснить ситуацию.

— Раб? — возмутился мальчишка. — Мой отец — римский гражданин! Ветеран Пятого Македонского легиона Луций Корнелий Сервиан. У него поместье недалеко от Эска.

— Я не хотел тебя обидеть, — сказал Приск. — Но коли человек сидит в трюме корабля, который идет по Данубию в Понт Эвксинский, он вряд ли уже полностью свободен.

Приск не видел лица Луция, но услышал, как тот засопел, сдерживая слезы.