Новгородская сага. Книга 4. Час новгородской славы - Андрей Посняков Страница 52

— Вот наши вас за поджигателей и приняли! — угощая гостей вином, смеялся боярин. — Хотели там и пожечь, в ельнике. Да как ты сказал, что посадник, — сразу за мной послали. Я-то, грешным делом, подумал — самозванец какой выискался… Ты пей, пей! Хорошее рейнское! Да не смотри на меня так, Олег Иваныч! Вот те крест, не жег я твои кораблишки!

— Я на тебя уж и не думаю. Думаю — тогда кто?

— И меня этот вопрос весьма интересует…

Для Симеона Яковлевича потеря даже одного корабля была весьма ощутимой. Настолько ощутимой, что он даже предложил действовать в этом вопросе вместе.

Вместе так вместе! Тогда надо думать — а кто мог бы? Кому выгодно?

Не просто думали. Активно прорабатывали все, даже самые нелепые, версии. Это только дураки сразу ногами работают — умные прежде думают.

Олексаха аккуратно расчертил листок бумаги. В углу тиснение: «Произведено на мануфактурах Панфила Селивантова в Новгороде». В левой части писали все, что работало на выдвинутую версию, в правой — против.

Итак, версия первая. Шведы.

«За».

Они рядом. Чего тут плыть-то! Из Кексгольма через озеро — раз плюнуть. А навредить новгородцам для шведов — милое дело.

«Против».

Позиции регента Швеции Стена Стуре хоть и укрепились после победоносной войны с Данией, однако врагов у него хватает и внутренних, и внешних. Из внешних самый опасный — Ганза. В перспективе Швеция может надеяться на союз с Новгородом именно против Ганзы и портить сейчас отношения вряд ли будет.

Нет, с большой долей вероятности, шведы тут ни при чем.

Тогда версия номер два. Ганза.

«За».

Новгородские каравеллы — явные конкуренты ганзейской торговле на Балтике. Ежу понятно, зачем их новгородцы строят. Уж, конечно, не по Нево-озеру плавать. Уничтожить новгородский морской флот в зародыше — кровное дело Ганзейского Союза.

«Против».

Отношения с Ганзой восстановлены в прежнем объеме еще два года назад, в 1472 году. Причем в основе все тот же Нибуров мир, по которому ганзейцы имеют явные преимущества перед новгородцами. Чего ж им, собакам, еще надо? И так всего добились. Снова портить отношения — рыть могилу своей же торговой выгоде.

Вряд ли Ганза.

Третья версия. Ливонский Орден.

«За».

У Ордена великолепный флот, и ливонцы вовсе не заинтересованы в конкурентах.

«Против».

Так их шведы через Неву и пустили!

Версия четыре. Татарский хан Ахмат.

«За».

Так ничего и не придумали — зачем бы ему новгородские корабли жечь?

«Против».

Новгород с Москвой в контрах — и Ахмат тоже. С чего б ему лезть против Новгорода?

Версия пятая. Московский Великий князь Иван.

«За».

Ненависть к Новгороду. Желание ослабить Республику перед новым карательным походом, который явно скоро последует.

«Против».

Уничтожена практически вся московская агентурная сеть в Новгороде. Вряд ли московиты ее смогут быстро восстановить. Не до того сейчас Ивану, честно говоря: татары достают да собственные родные братья. Нет, вряд ли и Иван.

Обсудив все выдвинутые версии, остановились все-таки на двух. На шведах и Ганзе.

— Знаете, что меня заставляет задуматься? — Олег Иваныч обвел присутствующих долгим взглядом. — Ситуация, при которой совершены поджоги. А это явно поджоги! Часть несгоревшей до конца пакли явно не та, что используется корабельщиками. Как бы это сказать… она подогнана под грозу! Не ищите, мол, виноватых, от молнии все сгорело. И ночь именно так они выбирали. Могли ведь не валять дурака с мешком да с зайцами. Зачем сторожа отвлекать, когда можно ножом по горлу да в воду. Ан нет — так не сделали. Значит, намерение было под обычный пожар обставиться. Чтоб не искали. Чтоб и не подумали даже! Вроде бы сами собой каравеллы сгорели. И Новгороду худо, и виноватых нет… Что делать будем, други?

— Пугнуть бы их надо, вражин тех неведомых! — вскинулся Олексаха. — Раз они так боятся показать на свет свои рыла!

— Верно, мысль хорошая, — одобрил Симеон Яковлевич.

Что ж. И впрямь мысль хорошая.

Дело за малым — найти вражин.

Олег Иваныч имел некоторые наметки по поводу дальнейших оперативно-розыскных действий, чем и озадачил Олексаху. Наказал ему для начала составить точный список всех местных охотников. Трудноватая задачка. Тут, считай, каждый охотился. Если отбросить женское население, стариков и совсем уж малых деток, все равно остается никак не меньше двух сотен. Ну, пусть полторы — это в Ладоге и ближайших погостах. Сыщи, попробуй, кто тут зайцев в последнее время ловил да в мешки засовывал… или продавал кому.

— Так ведь зайцев-то здесь почти что и нет! — напомнил Олексаха. — Давно уж всех перебили. Мужики говорят, в лесах, что подальше от озера, там еще и остались. Да еще сказывают, кудесник тут какой-то объявился — так тот любую дичь приманивает.

— Что еще за кудесник? — насторожился Олег Иваныч. Были у него к волхвам свои счеты.

Олексаха лишь пожал плечами. Пес его знает, что за кудесник! Никто его не видел, но все слышали. Да знали — волхвует.

— Ах, он еще и волхвует! Ты, Олександр, о нем разузнай. Так, на всякий случай. Глядишь, змеиное гнездо — капище языческое — выжжем.

Нелегко приживалась в здешних суровых местах христианская вера, хоть и прошло уже лет пятьсот с тех пор, как Добрыня, боярин киевского князя Владимира Красное Солнышко, силой крестил новгородцев в Волхове. Да, в Новгороде, Ладоге, Тихвине — везде стояли православные храмы. И исполненный истинного благочиния люд возносил Господу самые горячие молитвы. Однако чуть зайдешь подальше, в лесок… Глядь — а там, в какой-нибудь деревеньке, не столь уж и позаброшенной, еще собираются старые языческие жрецы-волхвы, еще смущают народ, пляшут постыдные пляски, приносят старым Богам — Перуну, Велесу, Мокоши — кровавые человеческие жертвы.

И вот ведь закономерность: чем хуже положение в Новгороде (голод ли или московское войско у стен), тем чаще да ближе объявлялись в новгородских землях волхвы. В других русских государствах точно так же дела обстояли. Особенно близ Москвы.

Именно там, на островке в непроходимом болоте за Черным лесом, и находилось капище волхва Кодимира, в миру известного под именем Терентий из Явжениц. Кроме волшбы, Терентий промышлял и разбоем, организовав для сбыта награбленного целую преступную сеть. С этой целью и завел дружбу с Матоней и Митрей, еще когда те были в Москве.

Олег Иваныч едва смог вырваться тогда из черных лап Кодимира, на всю жизнь запомнил его змеиный, приторно-ласковый взгляд. Потому и велел сейчас Олексахе заняться кудесником, хотя понимал — вряд ли тот имеет отношение к пожарам.