Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Дмитрий Емец Страница 52

На Пипе было черное с кожаными вставками платье отСальвадора Бузько, московского модельера, который, по словам Пипы, шил толькодля монументальных женщин, мелкими же брезговал. «Он и маме моей шьет», –сказала Пипа, чем де-факто признала обычно оспариваемую «монументальность» тетиНинели.

Таня вспомнила, что в последний раз, когда Пипа при нейговорила с мамулей, тетя Нинель едва умещалась на экране зудильника. ДядяГерман же, напротив, высох и напоминал пародийный вариант Бессмертника Кощеева.

– Иди за мной! Хорошо, что у малышни каникулы только сиюля! – сказала Пипа и, прежде чем Таня успела спросить, что тут,собственно, хорошего, нетерпеливо потянула ее за руку.

По коридорам Большой Башни на цыпочках ходили человекдесять. Предводительствовала ими Гробыня Склепова. Они прокрадывались каудиториям, в которых не закончились еще дополнительные занятия у младшихкурсов, и, приникая к щели, слушали и глядели.

Таня видела, как меняются их лица. Самые разнородные мыслисталкивались, смешивались, сменяли друг друга. И радость была на них, что учебазакончилась и они «отмучились», и превосходство знающих перед еще не прошедшимипуть, и воспоминания, и грусть, что былое никогда уже не вернется.

Первой надоедало обычно Гробыне, чья эмоциональная копилкане отличалась особенной вместительностью. Склепова трясла головой, отгоняяназойливых оводов памяти, и решительно двигалась по коридору дальше, кследующей аудитории. За Гробыней, немного помедлив, тянулась и остальнаяпроцессия.

– Привет! С вами можно? – спросила Таня.

– Можно. Если не боишься, что с тобой сделают то же,что с Гуней… – сказала Гробыня.

– А что сделали с Гуней?

Вместо ответа Склепова вытащила руку из кармана и разжалаладонь. На ладони у нее сидело что-то крошечное и крайне сердитое. Танявсмотрелась.

– Привет, Гуня! – сказала она.

Микроскопический Гломов угрюмо кивнул.

– Что с ним? – шепнула Таня.

Гробыня засмеялась.

– Трехчасовое уменьшительное заклинание… Медузияпочему-то была сильно не в духе. А тут Гуня еще слишком навалился на дверь ивместе с дверью упал в аудиторию. А вообще-то он мне маленький больше нравится…Его можно щекотать соломинкой! Он так забавно пыхтит!.. А голос какойписклявый! Гуня, скажи что-нибудь!

Гломов сердито повернулся к ней спиной.

– Права качает. Мелкие – они обидчивые, – громкопояснила Гробыня.

Гуня так и подскочил.

Склепова огляделась и, повинуясь внутреннему зову,перебежала к высокой двери в конце коридора. Поочередно, сначала ухом, затемглазом, приникла к щели и замахала руками, как ветряная мельница, подзывая всехк себе.

– Это надо видеть! Джинн Абдулла заменяет БезглазогоУжаса у третьего курса!

Таня осторожно приникла к двери. Справа, где-то в районеподмышки, она ощущала любознательное круглое лицо Пипы.

«Ну и чем мы лучше Попугаевой?» – подумала Таня.

Из класса донесся скрип, точно кто-то подвинул конторку, изнакомый, причмокивающий голос джинна Абдуллы произнес:

– Нельзя сказать, чтобы я был рад вас видеть, однаконашу встречу следует признать состоявшейся. Как я вижу, опоздавших уже нет,усопших пока нет, так что продолжим… Сегодняшняя тема – семь чудес света. ХрамАртемиды в Эфесе, Колосс Родосский, Мавзолей в Галикарнасе, Александрийскиймаяк, висячие сады Семирамиды и древнеегипетские пирамиды… Кто же вам,бедненьким, обо всем расскажет, как не старик Абдулла? Мнээ?!

– Сарданапал! – предположил звонкий голос стретьего ряда.

Абдулла вскинул трясущуюся длань. Кто-то обрушился на полвместе со стулом.

– Запомни, мальчик! На риторические вопросы неотвечают! – сказал джинн назидательно.

Думая о чем-то своем, вечном и расплывчатом, как он сам,джинн меланхолично проплыл над столом, поправляя сползший на щеку глаз. Танявспомнила, что они с Ванькой дразнили Абдуллу «облаком в штанах».

– Ну-с… что мы можем сказать о семи чудесах света, а,юные господа? – спросил он.

– Вы назвали только шесть. Храм Артемиды, Колосса,Мавзолей в Галикарнасе, Александрийский маяк, висячие сады и пирамиды. Седьмоечудо – Статуя Зевса в Олимпии, – отрапортовал голос, по своейскорострельной звонкости принадлежавший, скорее всего, женскому эквивалентуШурасика.

Дрожащий палец Абдуллы вновь поднялся и запрыгал, выписываяногтем руны.

– Преподавателей не поправляют!.. – сказал он.

Сиреневая молния рассекла воздух. Затем еще одна и еще. Лицоджинна озадаченно вытянулось. Нос поменялся местами со ртом. Таня сообразила,что Абдулла выбрасывает запуки, а женский эквивалент Шурасика их успешноотражает. Джинн атаковал уже всерьез, а его юная противница все еще была жива издорова. Позор на его седую голову!

Взбешенный джинн вскинул вверх обе руки со скрюченнымипальцами, наклонился вперед, как безумный дирижер, который хочет разомпроклясть весь оркестр, и… вдруг остановился. Таня догадалась: Абдулласпохватился, что будет выглядеть смешно, если обрушится на ученицу всеймагической силой. Одно дело – легкий запук, это еще туда-сюда, вроде шлепкауказкой по руке, и совсем другое дело, когда учитель вместо указки берет, кпримеру, топор.

Абдулла опустил руки и откашлялся.

– Седьмое чудо я не назвал, проверяя твоювнимательность, дорогая Маша! – произнес он обычным голосом, в котором негремели уже раскаты грома.

Таня внезапно поняла, что женским эквивалентом Шурасикабыла… Маша Феклищева. «А я ведь ее совсем не знаю… В смысле как человека!» –подумала Таня. Вот она – новая, непостижимая грань характера!

Пипа, чья круглая голова, постоянно меняя положение,выныривала от Тани то справа, то слева, потеряла равновесие и ткнулась лбом вдверь. Скрип был совсем тихим. Речь Абдуллы если и прервалась, то на долюсекунды, сделала легкую запинку, не больше. Однако Таня заметила, как его левыйглаз скользнул на щеку и цепко зыркнул в сторону двери.

– Засек! – коротко прошептала она и бросиласьбежать. За ней, уже не скрываясь, с топотом неслись остальные.

– А-а-а! Крысы бегут с корабля, а хомячка с собой невзяли! – орал Жикин, подрезая на бегу Кузю Тузикова, чтобы первымоказаться у лестницы.

– Эй ты, коровье бешенство! Уйди, кому говорят! –огрызнулся Кузя.