Белая нить - Алена Никитина Страница 52

Отрава действительно не оставила бы на теле следов. Но зачем вырожденке травить себя? Или её Гинура отравить успел?

Олеандр жестом повелел стражам расступиться. Присел возле девицы на корточки. Отогнул ворот лохмотьев и узрел на её шее едва различимую точку, похожую на укус кровососущего насекомого. Кожа в том месте воспалилась. Ощущалась холодной, почти ледяной.

Отметину могло оставить тонкое оружие, вымазанное ядом. Отравы разные бывают. На выродков они тоже действуют по-разному. Возможно, отравившись, девчонка умерла не сразу. Предположим, она успела выползти и сотворить трясину.

Но интересно другое. Дриады вырожденку не травили. Гинура?.. Сомнительно.

Значит…

Холод. Отдающий льдом яд. Дыра-укус на шее. Игла, — припомнил Олеандр боевую кличку названного брата.

— О, нет-нет-нет, — шепотом залепетал он и схватился за голову. — Только не ты, пожалуйста!

Проклятие! Ну почему беда не приходит одна?! Неужели в Барклей и правда заявился Глендауэр?!

На поляне уже, казалось, собрался весь клан. Дриады шумели, как Барклей в преддверии урагана. Маяча за спинами столпившихся вокруг тел воинов, десятки собратьев то и дело устремляли к Олеандру пытливые взгляды. Он всматривался в смуглые лица стражей так, словно одно из них могло резко побледнеть до мертвецки-белого. По мнению его внутреннего советчика, все происходящее напоминало сон. Ну или глубокое опьянение, когда ты сперва опорожняешь чашу с глушницей, а потом уже хин знает что творится.

— Прошу. — Темно-алый листок, удерживаемый смуглыми пальцами, завис перед носом Олеандра. — У вырожденки нашли.

Аурелиус! Ну конечно! Олеандр перехватил листок и развернул:

«Ненавижу стукачей!

А. — правитель клана дриад».

Стукачей! В прошлом Гинура часто доносил на соплеменников. Но запомнился он клану по одному доносу — доносу на дочь-изгнанницу Стального Шипа.

Гинура сообщил Эониуму, что Азалия и Лета́ живут близ Барклей и воспитывают двойняшек-выродков.

— Хм-м…

Прежде Олеандр уже думал, что непорядки связаны с его мёртвой тёткой. Но ныне разум почти что тыкал его носом в выдвинутое предположение — смутьяны явно мстили за Азалию. А кому еще мстить за раскуроченную судьбу женщины, как не ее былым лесным воздыхателям: Аспарагусу и Каладиуму? Оба некогда изъявляли желание взять дочь Эониума в жены. Оба столкнулись с отказом. От ворот поворот, данный стальным владыкой Аспарагусу, немало удивил дриад — тогда еще никто не ведал о бесплодии Азалии. Каладиума же позднее сковала воля главы дома, отца, высказавшегося против свадьбы сына с неплодородной девицей.

Стоит ли упоминать, что следом Пилея, отца Каладиума, нашли в лесу мёртвым? Он упал с дерева на торчащий штыком корень. Одно время Каладиума даже отцеубийцей называли — за глаза, конечно.

Но слухи ведь тоже не плодятся на пустом месте, верно?

Отец Олеандра извечно поговаривал, что любовь указует существу, кто оно есть, как далеко готово зайти в поступках. А влюбленный мужчина и вовсе по природе своей умалишенный болван, не способный отвести взора от одного-единственного бутона и гораздый брести к нему не столько по шипам и колючкам, сколько по отсеченным конечностям и головам.

Слащавые глупости, конечно, но все же…

— Гм-м… — Олеандр уставился на обмякшее тело Гинуры, в котором завял цвет бесценного дара — жизни.

Предположение о мести за любовь сменилось сознательным обдумыванием вопроса.

К мантикорам все сомнения, протесты и отговорки! В насущной догадке прослеживался хоть какой-то смысл — значит, Олеандру надлежит за него ухватиться и попытаться оглядеть с разных углов.

На закорках подсознания замелькали невзрачные картины случившегося. Они вспыхивали в голове сродни звездам, подсвечивая не проясненные вопросы и пути к нахождению ответов.

Итак, Каладиум. Положим, он смутьян и мстит за Азалию. Почему сейчас? Зачем выжидать аж шестнадцать лет после ее смерти, чтобы вершить гнусности? Безусловно, отыскать и сойтись накоротке с двукровными — задачи далеко не из простых. Но много ли пользы в столь опасной затее? Не бестолковая ли это трата времени и сил? Зачем рисковать жизнью и прибегать к помощи вырожденцев, ежели можно устранить неугодных собратьев куда проще? Например, подловить в гордом одиночестве, пырнуть кинжалом и замести следы.

Нет. Вся эта история выглядела как-то не по Каладиумовски. Разве что он свихнулся. Либо преследует иные цели, похлеще убийства десятка соплеменников. И решил воплотить идею Азалии о приручении двукровных в явь, что в целом равносильно сумасшествию.

Глас Зефа вторгся в уши:

— Слушай, дружище. — И Олеандр вздрогнул. — Нам бы это, Гинура…

— Мне нужно подумать, Зеф.

— Но Гинура…

— Я буду думать быстро.

Олеандр снова попытался сосредоточиться. Мозг вгрызся в проблему с другой стороны.

Аспарагус! С ним, в общем-то, уже все понятно. Он не был смутьяном. Он выискивал смутьяна, используя близость к наследнику, как подельника в сокрытии грязных замыслов. Неясно, правда, зачем он тогда делился с Олеандром чарами, а вдобавок навел на думы о Каладиуме.

Но главное: Аспарагус и Каладиум исчезли из поселения. Ни один, ни другой до сих пор не возвратились, а первый еще и сложил полномочия исполняющего обязанности правителя и архихранителя.

— Так…

К Олеандру опять вернулось то чувство отстранения, которое посетило его при взгляде на тело вырожденки. Драцена за его спиной придушенно пискнула, выглянула из-за плеча и поглядела на аурелиус. Зеф, ныне напоминавший грязевое чудище, выдал короткое:

— Ну дела! — И мотнул головой.

Слизь с его волос брызнула во все стороны. Хранители брезгливо расступились, и поляна потонула в гробовом молчании. Кашлянув, чтобы привлечь их внимание, Олеандр смял судный лист в кулаке:

— Омойте тело Гинуры, чуть позже похороним.

Теперь он оглядывал стражей с нескрываемым подозрением и видел врага едва ли не в каждом, чье выражение лица казалось мало-мальски подозрительным.

Хин их разберёт! Вырожденка почти к поселению подобралась, а хранители её не перехватили.

Не заметили? Или намеренно смолчали, дозволив убить Гинуру?

— А где Змей? — Драцена невидяще смотрела на то место, где еще совсем недавно стоял Рубин.

Действительно. Куда это он подевался? Олеандр моргнул. Вздохнул и уловил запах гари.

— Ох ты ж! — выкрикнул Зеф.

Над кронами деревьев всплывала дымная шляпа, подсвеченная отблесками пламени.

[1]Лета́ — старший сын Ваухана, былого правителя Танглей, незаконный супруг Азалии, отец её двукровных детей.