Воронья стража - Владимир Свержин Страница 52

– Милорд! – встревожено начал я, припоминая, что буйные сумасшедшие подчас бывают неотличимы от людей психически здоровых, вплоть до того момента, когда будет затронута тема, бередящая их душу. – Не стоит так волноваться!

– Оставьте! – отмахнулся дядюшка Филадельф. – Если вы считаете, что я выжил из ума, то проваливайте! Идите спать и радуйтесь, что ваша кровать еще не вязанка казематной соломы.

– Моя кровать не слишком удобна, – стараясь успокоить разбушевавшегося старца, мягко проговорил я. – В ней тьма клопов. Кроме того, один симпатичный призрак настаивает, что окровавленная постель – ее личная собственность.

– А, это Анна Болейн! – отмахнулся граф Эгмот. – Она и при жизни была изрядной привередой, а сейчас и подавно! Застряла между мирами и мается от скуки. Насчет постели же не беспокойтесь, никакого отношения она к ней не имеет. Просто ее супруг когда-то велел заколоть одного из любовников Анны – придворного музыканта-итальянца. Королевские телохранители у нее на глазах изрубили несчастного на куски прямо в постели. Вот ее величество и ходит по Тауэру, объявляя все увиденные кровати своими, да к тому же еще и окровавленными.

– Да уж, пикантная история, – вздохнул я, не слишком радуясь услышанному.

– Кстати, принц! Вам известно, что Елизавета вовсе не дочь Генриха VIII? Да-да! – Старец вскинул указательный палец, выставив его, точно пограничный столб между ложью и истиной. – Она дочь Норриса. Был, знаете ли, у Генриха такой дружок, рыжий, как и сам Генрих.

– До меня доходили такие слухи, – поморщился я.

– И почему, интересно знать, вы решили, что они не соответствуют действительности? – Филадельф состроил хитрую мину, ну совсем как Санта-Клаус, задающий ребятишкам каверзные загадки перед раздачей призов. – Не потому ли, что царствование Элизабет удобно вам? Ну, скажем, как гугеноту. А? То-то же!

Вот мы и опять вернулись к вопросу о том, что есть правда и так ли уж она нужна человеку в жизни. Правда подобна лучу солнца: вдали его сияние светит и согревает, но стоит приблизиться – и этот луч превратит неосторожного в пепел. Ну, к черту, не к ночи будь помянут! Я желаю выговориться! В конце концов, в Тауэр не так часто попадают умные люди. Все эти джентльмены наивно считают, что титул заменяет им мозги. Пожалуй, стоит посоветовать Рейли открыть заговор против юного короля Джеймса. Только среди мятежников и встретишь интересных собеседников. Но это завтра. – Старейший из живых обитателей Тауэра благодушно махнул рукой, то ли сводя в шутку последние слова, то ли, наоборот, давая отмашку волне арестов, грозящих смыть не одну человеческую судьбу. – Забудьте все, что я вам тут наболтал. Вот, глядите на волчок. Пока он спокоен, с легкостью можно отличить один цвет от другого. Все это, как вы сами видите, чистые цвета. Если желаете, посвящайте их семи смертным грехам или семи добродетелям. На ваше усмотрение. Но вместе с тем лежащий волчок мертв, и эта безделица вряд ли может у кого-то вызвать серьезный интерес. – Мизинец лорда Эгмота коснулся оси игрушки, толчками поворачивая ее из стороны в сторону. – И так бессмыслица… И так ничуть не лучше… А теперь поглядите. – Пальцы ученого старца сложились щепотью и резко крутанули стержень волчка. Тот заплясал по столешнице, перемешивая радужные спирали в невообразимо яркое цветное пятно. – Видите! Видите! – снова повысил голос импульсивный собеседник. – Он стоит! Пока движется – стоит! Совсем как девиз нашего рода: “Покуда двигаюсь – стою!” Юла закончила свой бег и вновь устало рухнула на заляпанную въевшимися чернильными пятнами столешницу.

– Вот в этом-то и есть вся суть! – Филадельф зажал свой талисман между большим и указательным пальцами. – Посмотрите на волчок сбоку. Что вы видите?

– Крест, – удивляясь вопросу, проговорил я.

– Вот именно – крест! – неожиданно сурово повторил мои слова многомудрый узник. – Он, как и круг, – рассказчик провел длинным ногтем по ободу игрушки, – совершенная фигура. Он символ закона, символ религии. Он – мертвая буква, отделяющая мысль от слова. Ибо что, как не буква, составляющая основу любого слова, и есть придуманный значок, которым человек тщится выразить переполняющие его мысли?

Стоит ли говорить о том, что именно крест подняли на свои знамена христиане, видя в нем весьма красноречивый знак вышнего порядка. Но это не наше знамя, и хотя, в отличие от пасторов и прелатов, мы не обрушиваемся с пеной на губах на инакомыслящих, крест и все, что с ним связано, глубоко чуждо самоэлитам. Мы веруем в круг, компонованный из спиралей. Мы задаем движение этому миру. Для самоэлита важна справедливость, а не закон, дух, а не буква, сопричастность к Творцу, а не религия. Вместе с теми, кто поклоняется закону, – седобородый оратор вновь закрутил волчок, демонстрируя единство и борьбу противоположностей, – мы составляем мир людей во всей его многосложности, и они без нас мертвы точно так же, как и мы без них. Вот и вся высокая мудрость мироустройства! Мир будет стоять, покуда движется!

Глаза седовласого философа сверкали, речь его громыхала под сводами заваленного книгами узилища так, что выступи он пред гарнизоном Тауэра – и тот без остатка пошел бы за ним, точно народ Израиля за Моисеем, и сорок лет бродил бы по Англии, недоумевая, что, собственно, разыскивает. Но у меня кое-какой опыт общения с гигантами мысли и творцами Божественных Откровений уже имелся. А потому, машинально разложив по полочкам полученную информацию, я подкинул в пламень души неистового собеседника смолистое полено внимания.

– Милорд граф, ваши слова, несомненно, полны мудрости и глубокого знания жизни, но да простится мне невежество – до этой ночи я слыхом не слыхивал о самоэлитах.

– Прекрасно! – Лорд Эгмот сгреб бороду в кулак. – Сие означает лишь одно: то, что не имеет формы, не может ее потерять.

Я невольно усмехнулся. Нечто подобное говаривал мне мастер Ю-Сен-Чу, объясняя, что жесткие ударные схемы в бою с настоящим противником приносят больше вреда, чем пользы. “Стань водой, теки везде, где можно течь, заполняй каждую частичку предоставленного тебе объема. Будь паром в жару, льдом в холод. Под хладностыо смерти таи огонь жизни, точно так, как снег зимою скрывает под белым покрывалом мертвеца зерна возрождения”.

– Самоэлиты есть везде – самоэлиты духа, самоэлиты действия. Большая часть из них и не ведает, какому богу служит. Лишь избранные знают, что творят, ибо в движении своем идут путем предвечного Творца. Ты спрашиваешь, кто такие самоэлиты? Изволь, я расскажу о том, ибо сам ты, желаешь или нет, самоэлит по действию. Начнем с того, что Вселенная бесконечна и сотворена отнюдь не тем, кто создал наш мир.

– Разумно, – согласился я, соображая, что космогонический постулат Большого Взрыва проходил еще в Итоне.

– Процесс творения нескончаем, ибо творение и есть единственная суть и смысл той силы, которая порождает миры и движет светилами.

– И это не вызывает особых возражений, – кивнул я. Однако вдохновенному проповеднику, похоже, не было дела до моего согласия или несогласия.

– Изначальный Творец не знает никакой иной цели, кроме самого творения. И тот, кто сотворил наше Солнце и Землю, и иные планеты, и моря и сушу, и все, что растет и все, что движется, – лишь одно из многих подобий, одна из частей, сотворенных Изначальным Творцом. Превосходя себя в творении своем, всякий Демиург растет, давая жизнь новой жизни и новому творению. Таким образом, по сути своей человечество лишь зародыш нового Творца, коему в неведомом грядущем предстоит создать новый мир. Но до этого, увы, еще очень далеко, ибо путь превращения человецей в человечество, а того, в свою очередь, в Демиурга – тернист и многотруден.