Мистерия - Вероника Мелан Страница 51

Ответ показался Канну неутешительным, но головой тот временно крутить перестал, подуспокоился. Извлек из недр туго набитой сумки первую попавшуюся банку и, взявшись за язычок, отогнул – превратил из прямой в дугообразную – крышку. Последним из присутствующих принялся жадно закидывать еду в рот и запивать водой; густо запахло тушеной свининой.

Минуту-другую ели молча, затем стратег, мысленно промотав рассказанную Баалом историю вперед-назад и посмаковав ее на все лады, спросил:

– А как вышло, что ты сумел сохранить столько воспоминаний? Нет, мы – приближенные Дрейка, конечно, привилегированные ребята – знаем об остановленном времени, помним о детях и процессе их зачатия, иногда, хоть и не часто, мотаемся по другим мирам – в общем, помним многое из того, чего не помнят (и не знают) другие, но даже я – я! – не сумею выудить из памяти столько деталей о собственном детстве. Из того, что сохранилось: какой-то двор, покосившийся дом – очень давно; много зелени вокруг. Я любил крыжовник, когда был маленький – это помню. Еще играли с ребятами из соседнего двора, но в голове уже ни лиц, ни имен. А ты, как мемуары написал, и теперь читаешь.

Регносцирос кособоко и невесело усмехнулся, меланхолично взглянул на зажатый в пальцах кусок плотного цельнозернового хлеба, затем поднял темные, как омут, глаза на Аарона:

– А мне нельзя забывать. Да я и не смогу при всем желании – не так устроен мозг; мы с Дрейком говорили об этом, решили все оставить, как есть. Да и лучше мне. Помнить.

Он долго молчал – не ел и не пил, просто сидел, о чем-то думал, кажется, грустил. Тишина разбавлялась поскрипыванием работающих челюстей, растирающих друг о друга еду зубов и шорохом специальных упаковок, которые предстояло сложить и забрать с собой: Начальник приказал в Коридоре не сорить, чтобы на всякий случай, как он выразился, «не злить место».

– Я бы и сам все давно стер. Наверное. А, может, и оставил бы. В любом случае, хорошего в моих воспоминаниях мало. Мать любила меня ровно до тех пор, пока мои глаза не начали менять цвет, а случилось это в возрасте лет шести. Вот к тому моменту она не просто заподозрила неладное, а убедилась в том, что в ту ночь в ее доме ночевал не сосед, но зазванный ею самой гость. Гость, который не представился и даже не озвучил условия сделки: просто пришел, выслушал, сделал так, чтобы ее жизнь наполнилась богатством и зачал меня – не нормального ребенка, но ребенка-демона. Деньги, к слову говоря, к тому времени по непонятной мне причине стали приносить ей все меньше радости. Вроде и достаток есть: дом, хорошая одежда, множество пустышек-друзей, занятые пустой болтовней вечера, редкие непродолжительные хобби, короткие интрижки, долгие задумчивые взгляды в полупустой бокал и все больше хворей, болезней, истерических припадков и продолжительной хандры. Что-то шло не так. Казалось бы, живи и радуйся: ты – мать, ты богата, можешь щелкнуть пальцами, и к твоим ногам падут все золотые яблоки если уж не целого мира, то целого города – это точно, но вместо этого она подолгу беспричинно злилась. Чуяла, что тот незнакомец забрал что-то ценное: не то частичку ее жизненной энергии, не то очерствил сердце. Она боролась, сколько могла, и у нее неплохо получалось, пока я был похож на обычного ребенка, то есть был таким, как все: играл, познавал, раздирал коленки, на что-то жаловался, канючил, засыпал после ее поцелуя под одеялом с нарисованными на нем летающими тарелками…

– Чем?

– Ну, э-э-э… как объяснить? В твоем мире разве не мечтали вступить в контакт с инопланетными цивилизациями?

– Не помню. – Канн качнул светловолосой стриженной головой.

– Не важно. Наши жители именно так представляли себе транспортные средства иной цивилизации.

– Угу, понял.

– Так вот, хочу сказать, тот период был не самым худшим в моей жизни – лучшим на тот момент, я бы сказал. Тогда мать все еще изредка улыбалась, а я чувствовал себя нормальным. Маленьким и хлипковатым, что бесило, но, в целом, обычным. А потом…

Что-то произошло потом – они все это видели. Баал редко выпускал на лицо эмоции, но этот Баал, что сидел рядом с ними на пыльном рюкзаке, окруженный туманом, тишиной и печалью, выглядел другим – открытым и потерянным.

Никто не торопил. Рассказчик сам должен решать, где продолжать и продолжать ли, но интерес слушателей рос. Прекратили шуршать бумажки, жеваться крекеры, обтираться от желто-бурой взвеси ботинки. Едва заметно переливались вокруг почему-то сделавшиеся видимыми глазу Дрейковы щиты, заряды которых единогласно высвечивали на браслетах цифру 97 %.

– А потом я стал меняться. – Почти нехотя с долей отвращения констатировал Баал. – То ли демонической части меня потребовалось больше времени, чтобы развиться, то ли я какое-то время сдерживал ее, следуя указам матери и пытаясь быть «хорошим», но однажды все изменилось. Не сразу, постепенно, но довольно быстро. И вообще, вам еще не надоело слушать?

– Не-е-ет!

Единогласно произнесенное слово заставило его усмехнуться.

– Ну, там можно долго рассказывать, особенно если углубиться в подробности. Думаете, вам не наскучит? – И, глядя на качающиеся головы, добавил. – Тогда нам лучше двигать. Поговорить сможем и по пути, а то скоро ночь.

– Тут всегда ночь. – Прозаично заметил Дэйн.

– Ночь по часам. Навалится усталость, и придется делать привал.

– Он прав. – Поддержал Канн. – Пока есть возможность двигать, давайте лучше двигать.

– Еще бы знать, куда двигать. – Тяжело вздохнул док, удрученно глядя на пакетик с мусором, который держал в руке. – А то утомляет так идти – без направления.

– Ничего. Бывало и похуже. – Попытался подбодрить стратег, но его слова на оптимистичный лад группу не настроили.

Все знали – хуже еще не бывало.

До того как сделали привал, Баал успел поведать о странных, не поддающихся ни логике, ни обычному человеческому объяснению, изменениях, что случились с ним в возрасте шести лет сразу же после того, как мальчишечьи глаза поменяли цвет с ярко-зеленого на непроглядно черный. О том, как вдруг начал видеть людские оболочки иначе: не в качестве тел, но сгустков эмоций, желаний, питательной энергии. Как начал «унюхивать» людские мысли, чувствовать приближающиеся беды и видеть «подселенцев».

– Это такие субстанции, – объяснил он, – которые иногда подселяются к человеку и живут с ним, питаясь страхом или радостью, в общем, чувствами. Такие приходят во время медитации – выхода сознания во вне, когда человек ищет ответы на вопросы, а вместо этого находит дающий подсказки «голос» или даже видит гостя в собственной голове воочию. Иногда в образе некого святого, иногда аморфного существа, иногда ангела – у кого как. Сумевший обнаружить «подсказчика» горе-колдун радуется, в то время как подселенец жрет его жизненную энергию, советует черт знает что и даже изредка пытается управлять телом. В общем, сейчас не об этом. Я остановился на том, что стал их видеть…

– Ты говорил об этом матери? – Поинтересовался Стив.