Скрут - Марина и Сергей Дяченко Страница 51

Голос в ветвях запнулся. На мгновение Илаза увидела суставчатую, в зазубренных крючьях ногу, неловко обнимающую темный толстый ствол напротив. Не показалось, нет; конечность тут же втянулась обратно и скрылась в листве.

— Я, возможно, буду спрашивать странное, — она старалась, чтобы голос ее звучал как можно ровнее и беспечнее. — Может быть, запретное… Например…

Она запнулась. Она хотела спросить про жало. Про укол, подаривший смерть менестрелю Йото, паралич предводителю Карену и неестественную легкость ей, Илазе. Стоит ли спрашивать сейчас, когда, возможно, началось уже действие толченого стекла? Не слишком ли скользкая дорожка?..

— Так о чем ты…

Голос оборвался. Как-то слишком уж резко. Будто запнулся; Илаза напряглась, всматриваясь в листву. Крепко сжала мокрые кулаки; не удержалась:

— Вы… может быть, нехорошо себя чувствуете? Или мне показалось?

Скрипучий смешок. Какой-то слишком натужный:

— Может быть…

Шелест листьев, тишина; Илаза как-то сразу поняла, что осталась в одиночестве. Что собеседник исчез, не попрощавшись.

* * *

Старший брат Вики, Кааран, с дозволения родителей собрался привести в дом жену. Девочка сперва решила, что Кааран приведет малолетнюю, как она сама, невесту — однако будущая Кааранова жена оказалась взрослой девушкой, и девочка ощутила нечто вроде обиды.

Все объяснила вездесущая Лиль. Не всякий мужчина может себе позволить, как Аальмар, растить невесту и ждать; ветвь Каарана не так богата и не так близка к стержню рода, потому Кааран поступает против обычаев предков, и в этом нет ничего удивительного, нынче так делают почти все…

Девочка хмурилась. Ей казалось, что обычаи рода — чужого рода, в который ей только предстоит войти! — оскорблены. Впрочем, когда-то давным-давно ее собственные родители шокированы были предложением Аальмара, эти обычаи почитающего; воистину, «в каждом селении — свой колодец». Там, где она родилась, и свадьбы-то игрались совсем по-другому; теперь она наблюдала за праздничными приготовлениями с горячим, несколько болезненным любопытством.

Столы через весь двор, вышитые скатерти, визг поросят и кудкудахканье кур, ароматы коптильни — все это бывало и в ее родном селении тоже. На ее родине, как она помнила, еще и овечку к воротам привязывали — черную, если невеста черноволоса, белую, если она белокура, тонкорунную, если приданое достаточно богато, и стриженную, если замуж идет бесприданница…

Теперь овечки не было. Был матрас, по традиции набиваемый семью разновидностями душистых трав, и, что особенно поразило девочку — красная простыня для новобрачных.

Простыня была из шелка. Ее купили заранее и развесили во дворе на веревке; там она и провисела до свадьбы, переливаясь всеми оттенками алого, приковывая девочкин взгляд и почему-то вызывая тревогу. Простыня была как символ тайного и страшного, связанного с обрядом сочетания мужчины и женщины; Большая Фа, распоряжавшаяся, по обыкновению, всем и вся, находила время напомнить девочке, что она уже большая, что и ее свадьба не за горами и скоро такая же красивая простынь будет приготовлена для нее…

Девочка испытывала странное чувство. Всеобщая радость передавалась и ей — но на дне радости жил страх.

На свадьбу явилось множество полузнакомых и вовсе незнакомых людей; девочка чувствовала по отношению к себе умеренное любопытство. Умеренное, потому что центром внимания была, конечно же, невеста.

Ее звала Равара. Ее русые волосы, незаплетенные, опускались до колен и мешали разглядеть платье — а платье было изготовлено за пять ночей тремя искусными мастерицами, и опытный глаз легко читал по нему всю историю девушкиного рода. Шесть пышных юбок, одна чуть короче другой, символизировали пять ветвей ее славной семьи, и по краю самой длинной шел яркий узор, призванный оберегать от злых чар; похожая в своем наряде на молодую, посеребренную инеем елку, невеста почти ничего не ела и не пила, а только обходила, по традиции, гостей, кивала, опускала глаза и снова возвращалась к жениху, чтобы, нагнувшись, коснуться губами пряжки его пояса.

Жених, Кааран, старший брат Вики, смеялся взахлеб, пил вино из кувшина и запинался, начиная положенную традицией речь к гостям; все женихи волнуются на свадьбе, потому что первая брачная ночь — испытание. Невеста должна быть девственна, жених должен быть силен, и никакое оправдание не поможет, если одно из этих условий не соблюдется. Умудренный опытом мужчина или зеленый мальчишка — все равны перед обычаем; жених должен проявить свою мужскую силу в полной красе, и нет более тяжкого позора, чем осрамиться в эту, самую особенную ночь. Если молодая жена встанет с постели девственницей, мужа ее никто больше не назовет мужчиной. Никогда; потому даже здоровый и сильный Кааран томился сейчас, боясь и ожидая решительной минуты.

Младший брат его Вики ходил королем. Правда, к празднику его голову неудачно остригли, и теперь он казался младше своих лет — худым и, с точки зрения девочки, каким-то жалобным.

Девочка наткнулась на него в толпе; от Вики пахло вином. Видимо, щедрый брат против закона угостил и его тоже; Вики еще года два ждать совершеннолетия, когда, по традиции, ближайшие родичи напоят его допьяна — чтобы сразу познал тягость похмелья и впредь был умерен. А до того дня вкус вина знать не положено…

Мальчишка поймал ее осуждающий взгляд и счастливо усмехнулся:

— Ты же не побежишь жаловаться? Нет?..

И сразу же, не дожидаясь ответа:

— Сейчас понесут подарки в спальню…

Двери дома были распахнуты настежь; гости, выстроившись по ранжиру, со смехом и прибаутками ввалились в комнату супругов, и девочка, пойманная за руку Большой Фа, первым делом увидела высокую, разукрашенную цветами постель. Кружевное одеяло было кокетливо откинуто, открывая взорам красную шелковую простыню; гости по очереди возлагали к подножию постели разнообразные, цветами же увитые дары. Девочка успела разглядеть только серебряное зеркальце в богатой оправе да грузный свиток лилового бархата — прочее потонуло в лентах и украшениях, и девочкин взгляд неотрывно прикипел к постели, и почему-то вспомнился Аальмар — как он носит ее, больную, на руках, бормочет на ухо песенку без смысла, с одним только ласковым напевом…

Красная простыня. Красная.

* * *

Протяжно скрипели уключины. Лодочник особенно не напрягался часто сушил весла, поглядывал по сторонам и то и дело начинал насвистывать под нос песенку без мелодии; река была полноводна и течение нехотя, но делало за лодочника его работу — влекло четверых пассажиров вниз, к портовому городу Устье.

Игар дремал, свернувшись на корме. Рядом, бок о бок, помещался щекастый парень с косыми, разбегающимися в разные стороны глазами; он все время возился, не давая Игару ни сосредоточиться, ни уснуть.

Он знал теперь, как зовут его личного врага. Некая Тиар, совершившая в прошлом неведомое предательство, связала тем самым свою судьбу с судьбой Илазы; он не желал, чтобы ни в чем не повинная девочка страдала из-за чужой подлости. Из-за подлости Тиар; она, стало быть, больше не жертва. Теперь она изначальный виновник; Игар смотрел на воду, с ужасом пытаясь представить процесс превращения человека в огромного паука.