Дурман-звезда - Владимир Прягин Страница 51

Он пересек хутор наискосок и углубился в лес. Теперь и без шепота было понятно, куда идти. Снова помогли фиалки – но сейчас это была уже не тропинка, намеченная пунктиром, а целая светящаяся дорога. Выглядело все как в волшебном сне: посеребренные кроны над головой и лиловые огни под ногами.

Минут через десять Ясень вышел к цели.

Огоньки окружали высохшую корягу, а между ее корнями зиял широкий черный проем. Если верить сказкам, так мог бы выглядеть вход в таинственное подземное царство. Во всяком случае именно из этой дыры сейчас исходил навязчивый шепоток. Но лезть туда самому желания не было. Вместо этого Ясень взвесил в руке клинок и сказал вполголоса:

– Давай покажись.

В дыре послышалось тяжелое шевеление. И лишь когда оттуда высунулась лапа с когтями, до Ясеня дошло, что он стоит перед медвежьей берлогой. Но что с него взять? Он вырос в степи, где медведи вообще не водятся. С другой стороны, мог бы, наверно, сообразить, что в норах такого размера обитают отнюдь не суслики. Это дурман-цветок мозги ему замутил.

Ясень слышал, что медведи залегают в берлогу только зимой, а сейчас у нас лето. То есть либо он, Ясень, что-то напутал, либо у этой вот конкретной зверюги свои привычки. В любом случае бежать уже поздно, догонит наверняка.

Зверь выбрался наружу, оскалился, повертел башкой. Желтели клыки, а шерсть как будто слегка светилась, исходя серебристо-лиловым паром. В глазах тоже таился свет – багровый, как отблески далеких костров. Ясень уже видел подобное – совсем недавно, у ястреба, убившего телохранителей Тайи. Вот только птицу буквально распирало от бешенства и от желания рвать окружающих на куски, а медведь смотрел, скорее, устало.

Хозяин берлоги рыкнул. Словно спрашивал, кто нарушил его покой.

– Это я, – сказал Ясень, не придумав ничего лучше. – А ты, выходит, шептун?

Медведь вздохнул вполне по-людски, подошел ближе, приоткрыл пасть. Запах был тот еще, но Ясень постарался не морщиться. Зверь издал тихий утробный звук, в котором послышалось:

– Как?

– Спрашиваешь, как я тебя нашел?

Ясень показал на фиалковую дорожку, но медведь мотнул головой, словно ждал другого ответа. Приблизил морду к лицу незваного гостя и вдруг оглушительно заревел. Пламя из его глаз плеснуло наружу, будто распахнулась заслонка. Ясень заорал, не успев отпрянуть, и провалился в чужой огонь.

Он родился далеко за горой, но о той прошлой жизни почти ничего не помнил. Всплывали иногда разрозненные картинки, точнее, не картинки даже, а так, лоскутки, обрывки. Запах матери, солнечные блики в ручье, треск веток, вкус крови на языке, сладость ягод, колючий снег, весенний свербящий голод. Но однажды это закончилось. Поздней осенью на него напали обнаглевшие волки, целая стая. Он отбился, но совершенно обессилел от ран. Наткнулся на чужую брошенную берлогу, заполз в нее и забылся. А когда очнулся, мир уже стал другим.

То есть нет, не так. Мир остался прежним, а вот сам он, вылезший из берлоги, изменился необратимо. И лучшим доказательством был тот факт, что он вообще об этом задумался. Да, задумался – впервые с рождения.

Он осознал себя.

У него появились вопросы. Много вопросов. Кто я? Зачем? Что дальше? Но даже сформулировать их оказалось невыносимо трудно, потому что для этого требуются слова, а слов его сородичи лишены.

Однажды он увидел людей, услышал их речь. И понял – вот чего ему не хватает. Но как научиться этому? Как выйти к людям и объяснить, что не надо от него убегать? Как убедить их, что его не следует тыкать острыми палками и холодным мертвым железом? Он не находил ответа. Но каждый день подбирался к поселку и слушал, как звучат голоса. Ночью возвращался в берлогу. Теперь ему было неуютно спать под открытым небом, даже если стояло лето.

Он забирался в убежище и шептал человеческие слова, пытаясь проникнуть в смысл. Иногда казалось, что дело идет на лад. Он радовался, но потом опять вспоминал, что для людей он все равно останется зверем. Накатывала тоска. Он лежал целыми днями, не шевелясь, и чувствовал, как постепенно уходят силы. Искра, так неожиданно вспыхнувшая в нем, угасала. Скоро она угаснет совсем, и тогда наступит покой. Так он говорил себе и закрывал глаза. Пока однажды ночью к его берлоге не вышел тот, кто сумел понять.

Ясень, сидя на траве, осторожно повертел головой. В глазах все еще рябило от вспышки. Да, в устной речи мишка был не силен, но нашел-таки способ донести свои мысли до собеседника. И вряд ли этот фокус удался бы еще с кем-нибудь, кроме Ясеня. Хотя бы потому, что никто другой, оставаясь в здравом уме, не поперся бы ночью в лес и не стал бы играть с медведем в гляделки. А еще потому что он, Ясень, уже привык получать что-то через огонь. Слишком часто это случается в последнее время. Хозяин берлоги, у которого в глазах пламя, сразу учуял родственную душу.

«Ты поможешь мне?»

Медведь не произнес это вслух, но Ясень все равно его понял.

«Как тебе помочь? Отвести в поселок?»

«Нет. Я не смогу с ними, как с тобой. Только зря напугаю»

«Что же тогда?»

«Я устал. Я больше так не хочу»

– Стой, стой, погоди! – От неожиданности Ясень вернулся к привычной человеческой речи. – Ты что же, требуешь, чтобы я?

«Да. Ты правильно понял».

– Нет. Я не мясник.

Огромный зверь в серебристо-лиловой дымке стоял, нависая над человеком, и молча ждал. Это выглядело настолько дико и нереально, что Ясеню захотелось ущипнуть себя побольнее. Но он знал, что это не сон.

Ясень поднялся.

«Спасибо».

Медведь запрокинул голову, подставляя незащищенное горло. Ясень вложил всю силу в удар. Сверкающее жало клинка пробило толстую шкуру. Кровь была темная, как чернила. Зверь захрипел, повалился на бок. Отблески огня в его глазах угасли не сразу, будто костер догорал, оставленный без присмотра. Лиловый дым стекал по шкуре в траву, на светящийся ковер из фиалок.

Ясень шел назад, не оглядываясь. Настроение было скверное, но теперь он, кажется, понимал, что происходит с хутором. История с медведем подтвердила его догадки.

Судя по всему, здесь есть живая руда. Фиалки подсказывают, как идет подземная жила: со стороны хребта через лес, потом наискосок через хутор и снова через лес к тракту. Руда залегает достаточно глубоко, поэтому люди с ума не сходят. Почва поглощает вредоносную силу, приручает ее (переваривает, если угодно) и лишь после этого выпускает наружу, облекая в цветы.

Медведь забрался под землю, оказался в опасной близости от фиолетовой жилы и поплатился за это. Злая ирония – свихнувшийся человек теряет разум, а свихнувшийся зверь, наоборот, его обретает. И обретение это, как выяснилось, совсем не приносит счастья.

Ясень вышел к домам. Хутор спал. Да, теперь уже никто не пожалуется на зловещий шепот из леса. Он все-таки убил шептуна, но вряд ли захочет похвастаться этим за кружкой пива…