Соль и шторм - Кендалл Калпер Страница 51

Но чем дальше от берега я уходила, тем сильнее давала о себе знать бессонная ночь – мышцы ломило, веки тяжелели. Хотя Тэйн и уснул, я не спала. Не хотелось видеть во сне убийц и вскакивать с криком ужаса. Только не этой ночью.

Поэтому до самого утра я смотрела на звезды, вдыхая холодный ночной воздух. Мне было приятно, что плечи Тэйна, его живот и бедра прижимались к моему телу. Он положил голову мне на грудь, и когда я смотрела вниз, могла разглядеть тонкую бахрому его ресниц, прямые темные брови, резко очерченные черты лица. Иногда Тэйн шевелился, поворачивался, поджимал губы, но затем снова тянулся ко мне, даже во сне притягивал ближе, а я, затаив дыхание, слушала, как отбивает дробь безоблачного счастья мое сердце.

Я надеялась, что Тэйн поймет, почему я ушла, и догадается, что обязательно вернусь к нему. Но сейчас, как бы мне ни хотелось остаться, нужно было поесть, выспаться, вытряхнуть из волос песок и, главное, объясниться с матерью. Как-никак я все еще от нее зависела, и если не появлюсь дома, она отправится на поиски.

Я подошла к большому белому дому. Сердце трепетало при каждом шаге. Мать могла знать, что я не возвращалась с того времени, как злобные крики пастора Сэвера вынудили меня сбежать, и смутно чувствовала, что она могла ждать всю ночь. Открыв дверь, я почти предчувствовала, что мать выскочит навстречу с дикими глазами, но в холле было пусто. Слева располагалась маленькая гостиная, тоже безлюдная. Осторожно ступая, я направилась к задней лестнице, что вела в кухню. Из столовой донесся шум, хотя для завтрака было еще слишком рано. Я заглянула туда и увидела мать, свежую, как белая роза, с изящной чашкой в длинных пальцах. Она молча глядела на меня, вопросительно изогнув темные брови и легонько постукивая пальцами по столу. Знаком пригласила присесть, но я осталась стоять в дверях. Мышцы мои невольно напряглись, глаза прищурились.

– Что ты делала этой ночью? – спросила она чуть хрипло.

Я заметила, что на ней то же платье, что и накануне. Неужели она просидела здесь со вчерашнего обеда?

– Гуляла, – ответила я.

Ее лицо едва заметно дернулось.

– Это небезопасно, Эвери. Я не разрешала покидать дом и бродить одной неизвестно где ночь напролет.

«Извинись, – нашептывал тоненький голосок внутри. – Скажи, что сожалеешь, и можно будет отделаться от нее».

Но про Тэйна лгать не хотелось. Он – не что-то плохое, из-за чего должно быть стыдно и что нужно держать в секрете. Пусть мать и боится сблизиться с кем-то, но мне предстоит умереть, поэтому хотелось, чтобы она поняла: я нашла чудесного, заботливого человека, который любит меня безоглядно.

Я вздернула подбородок.

– Я была не одна.

В тишине комнаты показалось, что мать даже дышать перестала, ее лицо побелело.

– Что? – спросила она тихо.

– Я была кое с кем, – я сглотнула и перевела дух. – С парнем.

Чашка выскользнула, с грохотом упала на пол и разбилась вдребезги. Мать вскочила, напряженно схватилась за столешницу и замерла, словно зверь, готовый к прыжку.

– Я не собираюсь этого скрывать, – заявила я, пытаясь унять дрожь в голосе. – Мне безразлично, что ты подумаешь. Я люблю его и…

Мать подлетела ко мне и, прежде чем я успела отпрянуть, вцепилась в плечо.

– Ты его любишь? Как?! Когда?! Эвери, что ты наделала?! – при каждом слове она трясла меня так, что клацали зубы.

– Я ничего плохого не сделала! – закричала я, но она, не обращая внимания на мои слова, дернула меня с такой силой, что я взвизгнула.

– Мы были так близко к цели! Мы собирались покинуть этот остров, я все устроила, думала… – страх и смятение исказили ее лицо. Ее трясло как в лихорадке. В какой-то момент я даже подумала, что мать, всегда казавшаяся такой холодной и надменной, сейчас расплачется. Но она почти сразу выпрямилась, будто ей в спину вогнали металлический стержень. Сжав губы в упрямую прямую линию, она схватила меня за руку и решительно потащила из столовой.

– Мы должны уехать. Прямо сейчас. Немедленно. Мы не можем здесь больше оставаться, это небезопасно.

– Это то, что я пытаюсь… – бормотала я, стараясь вырваться из ее железной хватки, но она не выпускала и не слушала. – Я знаю, ты напугана, но он не собирается причинить мне боль! Он – добрый и сердечный и не боится моей магии!

Наконец я высвободила руку. Мать уставилась на меня, сузив глаза.

– Это неважно. Неважно, кто он и о ком заботится, – произнесла она, тяжело дыша.

– Ты его не знаешь! – покачала я головой. – Ты даже себе не представляешь, какой он!

– Я не знаю? – Она сжала руки в кулаки. – Эвери, как ты могла быть такой глупой? Я говорила тебе: мы прокляты, магия разрушает то, что мы любим!

По коже пополз неприятный холодок. Она схватила меня за плечи и вновь тряхнула.

– Ты никогда меня не слушаешь, – зашептала мать возбужденно и быстро. – Почему ты никогда меня не слушала? Я хотела уберечь тебя от этого!

Она сверлила меня взглядом. Губы ее подергивались, будто мать хотела мне что-то сказать, но не могла подобрать слов.

– Я не хотела, чтобы ты узнала, – наконец заговорила она. – Никогда не хотела, чтобы ты узнала, как мы становимся ведьмами.

Сердце ухнуло.

– Как? – внезапно осипнув, выдохнула я.

– Боль, – прошептала мать. – Вот что делает нас ведьмами.

Воздух в комнате стал неподвижным. По коже словно искры забегали.

– Боль на всю оставшуюся жизнь – вот плата за нашу магию, – продолжила она еле слышно, и если бы я стояла чуть дальше, то совсем не разобрала бы ее слов. – Не та боль, которая бывает при порезах или переломах. Нет. А та, которую рождает горе и глубокое разочарование. Боль приходит, когда впервые встречаешь свою любовь и… теряешь ее. Когда любишь кого-то, а он причиняет тебе страдания, да такие, которых ты и вообразить себе не могла. Это случалось с каждой из нас, Эвери, с каждой женщиной Роу! Пойми, мы прокляты! Мы влюбляемся, а потом страдаем, и это страдание и есть жертва, которую мы приносим в обмен на магию.

Мать, снова холодная и спокойная, легко и будто вскользь произносила эти слова, а когда умолкла, я поняла, что не дышу. Тогда я вдохнула, затем еще раз и еще. Сердце мое билось так часто, что как бы быстро я не глотала воздух, его все равно не хватало. Все это время мать в ожидании ответа смотрела на меня, склонив голову с таким видом, что при других обстоятельствах казалось бы, что она торжествует.

– Я тебе не верю, – выпалила я. – То, что ты говоришь, бессмысленно. Мне и раньше бывало больно. Я страдала, но никаких заклинаний не дела…

Я умолкла на полуслове, неожиданно вспомнив, как упала в море, выйдя из дома бабушки. Я дышала в воде как рыба. А Тэйн, вытащив меня, что-то сказал, чего я сначала не расслышала или не поняла.