Воины Ветра - Дмитрий Янковский Страница 51

– Это уже дело. – Чем дальше, тем больше мне нравились технические достижения Института.

– Так что весь ваш вид и весь ваш груз будут говорить о том, что вы решили сбежать из шумного города к морю, – подвел итог Дворжек. – Скорее всего, вас обяжут зарегистрироваться в порту прибытия, то есть в Ейске. Зарегистрируйтесь, у вас с документами полный порядок. А затем перемещайтесь к побережью, ставьте яхту на грунт и ночуйте.

– Это правильно, – улыбнулся я. – Ночью выходить нельзя, у всех ушки на макушке.

– Да, владеем мы, Егор, кое-какой информацией, – довольно сощурился он. – Как наступит день, а еще лучше рано утром, врубаете генераторы и уходите в сторону границы. В бой со своими не вступайте ни при каких обстоятельствах. Если засекут – сдавайтесь. Вытащим.

– А тут есть чем вступать в бой? – удивился я. И сразу понял, что есть.

– Да, – ответил Щегол. – Как-никак отправляетесь на вражескую территорию. Оружие дематериализовано. На марше разрешаю его осмотреть. Дан в курсе. Лептонный конвертер только в его распоряжении, так что материализацией и дематериализацией груза и вооружения будет ведать он.

– Хорошо вы распасовали… Я знаю навигацию, у него лептонный конвертер. А если с кем что случится?

– Не бойся, дорогой, я это предусмотрел. Но объяснять все до тонкостей пока не считаю нужным.

Я это слопал. Ладно, переживем.

– Теперь главное. – Дворжек сменил карту на планшете. Вот район Минги-Тау. Вот сама гора. Пять тысяч триста метров. Эсминец «Святой Николай» был потерян во время боя здесь, над большим высокогорным кишлаком Минги-Тау, расположенным на высоте две тысячи метров у подошвы горы. Поскольку маневровые турбины вышли из строя, корабль продолжил дрейф и по всем законам парусной навигации должен был врезаться в гору вот тут, на высоте четыре тысячи двести метров.

– Почти у вершины, – присвистнул я.

– Да. Но вряд ли это помешало горцам до него добраться. Они к высотам и горам привычны. Другое дело, что они никак не могли починить турбины, а следовательно, не могли поставить корабль на ход. Поднять паруса у них тоже не выйдет. Так что единственное, чем они могли управлять – это антигравитационные приводы. Ну и дрейфовать по ветру, естественно.

– Скорее всего, первое, что они сделали, добравшись до эсминца – ошвартовали его, – предположил я.

– Мне тоже так кажется. Слишком рискованно шутить с ветром в горах. Унесет кораблик, и не догонишь.

– Верно, – кивнул я. – Так что предположительно корабль может находиться либо в гипотетической точке столкновения с Минги-Тау на высоте чуть более четырех тысяч метров…

– Либо? – удивленно покосился на меня Дворжек. – Мне казалось, других вариантов нет.

– Есть, – довольно продолжил я. – Корабль мог на косом ударе обойти Минги-Тау и продолжить путь дальше. Тогда он упрется в эту вершину.

– Недалеко, – прикинул Щегол.

– Недалеко, но учитывать это надо. В горах «недалеко» – понятие весьма относительное.

– Большой опыт ведения боевых действий в горах? – чуть напрягся Альберт.

– Просто опыт, – развел я руками. – Приходилось работать на высотах свыше трех тысяч метров. Правда, не на Кавказе.

– Ну, тогда мне еще спокойнее, – улыбнулся Дворжек. – Найдите корабль и установите транспортный коридор. Это главное.

– Есть! – по-военному отчеканил я.

На этот раз получилось не хуже, чем у Дана.

– Все. «Хлоп» через двадцать минут, – закончил Альберт. – Игорь, позови Дана. Хватит ему попирать ногами грешную землю.

Сборы были недолгими. На платформе нас отбуксировали к транспортной пентаграмме, затем Антон чуть поднял яхту, платформу выкатили из-под днища, и через миг небытия мы вынырнули на другом конце бинарного транспортного коридора.

Я сразу же выскочил на палубу – осмотреться. Мы зависли метрах в шести над бескрайней и совершенно безлюдной степью, местами прорезанной высокими лесополосами, состоящими преимущественно из тополей. Ветер гнал волны через полынь и начавший серебриться ковыль, от чего казалось, что мы повисли не над землей, а над бескрайним серебристо-зеленым океаном. Под днищем на очищенной от полыни земле была выложена из булыжников пентаграмма.

– Вроде засечь нас никто не мог, – выбравшись на палубу, осмотрелся Дан.

– Некому, – согласился я. – Кто тут, интересно, выложил пентаграмму?

– Такой же вопрос когда-нибудь зададут на склоне Минги-Тау, на высоте четыре тысячи метров.

– Это если повезет, – вздохнул я. – А если не отыщется вблизи парная точка? Топай потом километра два в гору.

– Вижу, Щегол ознакомил тебя с теорией, – усмехнулся Дан.

– В той мере, в которой посчитал нужным, – пожал я плечами.

– Не может не отыскаться, – уверенно заявил напарник. – Вселенная имеет фрактальную природу, в ней все распределено более или менее равномерно.

Я лишь усмехнулся. Дан не уставал меня удивлять. Про лошадей не знает, а иногда выдает фразочки из лексикона какого-нибудь кабинетного профессора. Все же странные личности выращивает Институт.

– А как называется яхта? – запоздало спросил я.

– «Борей», – ответил выбравшийся на палубу Игорь. – Так греки называли северный ветер. Какие будут команды?

– Поднять паруса! – уверенно ответил я. – Курс зюйд-ост. Пока ветер дует чуть выше галфинда, отмахаем порядочное расстояние. О любом измененнии ветра больше, чем на двадцать румбов, докладывайте.

– Есть! – кивнул Игорь и скрылся в люке.

Через минуту от мачт с характерным хлопком распространилась серебристая пленка парусного вакуум-поля. Мачты чуть повернулись, ловя дующий почти точно в левый борт ветер, яхта накренилась и начала стремительно набирать ход. Ветер засвистел в парусах, не менее стремительно поднимая мое настроение.

– Уже не надеялся, что удастся отдавать такие команды, – сказал я, подставив лицо ветру.

– Надеяться надо всегда на лучшее, – ответил Дан. – А вот готовиться – к худшему.

– Это ты верно сказал.

– Не я, китайцы.

– Без разницы. Но если следовать их логике, я бы осмотрел имеющееся на судне вооружение.

Глупость сморозил, конечно. Если есть вооружение, то это уже корабль, а не судно. Но мне трудно было воспринимать кораблем обычный на вид круизер.

– Без проблем, – пожал Дан плечами.

Мне уже приходилось видеть разные типы лептонных конвертеров. Один стоял на стволе пулемета, когда мы охотились в лесу на демона. Тот дематериализовывал обычную материю. Другой оказался в ведении Ирины. Он выполнял медицинские функции, а именно – позволял производить обратимую ампутацию. Например, в случае заражения крови. Пораженная конечность дематериализовывалась, полностью исключаясь из жизненных функций организма, причем без образования характерных хирургических осложнений, вроде отеков и болей. Затем болезнетворная микрофлора атаковывалась специальными лептонными препаратами, а когда она радостно и окончательно загибалась, конечность снова материализовывалась на прежнем месте. Однако нам с Даном ампутировали совершенно здоровую плоть. Крайнюю. Вряд ли я согласился бы на подобную операцию, не будь она обратима.