В сердце роза - Алекс Гарридо Страница 51

— Дау похож на чайку, скользящую по волнам.

— Когда она приподнимет острые крылья!

— Если бы у ящерицы были крылья…

— На нее был бы похож этот корабль. Дэнеш! Ты не знаешь, что это за корабль?

— Я сказал бы, — сказал Дэнеш, — что его паруса скорее напоминают плавники. А люди, стоящие на его палубе, напоминают воинов в блестящих доспехах. И луки у них очень даже не маленькие.

— И что же нам теперь делать? Поспешить навстречу или спрятаться?

— Спрятаться и поспешить навстречу.

Корабль, видно, неглубоко сидел в воде, потому что подошел близко к берегу, и с него прямо на песок были переброшены сходни. По сходням тут же сбежало — поспешно, но в строгом порядке — множество воинов в кожаных панцирях и шлемах с низкими нашейниками, вооруженных тяжелыми луками и длинными мечами. Они выстроились в три ряда полукругом, оцепив часть берега вокруг корабля, и замерли в неподвижности, и все так быстро, что Эртхиа едва не вслух восхитился их выучкой.

И эти воины, все как один, похожи были на Дэнеша. Не как братья — скорее, как дальние родственники, или еще как люди, рожденные в одном народе. Вот этим сходством они были похожи на Дэнеша и на тех из ашананшеди, кого приходилось видеть Эртхиа. И он сказал об этом Тахину, и Тахин согласился с ним.

— Если они все такие воины, как наш лазутчик, то будь при нас и оружие — ничем не помогло бы.

— Не лучше ли выйти к ним открыто и предложить мир?

— А что еще мы могли бы им предложить?

— Что скажешь, Дэнеш?

— Если мы с Тахином выйдем к ним, а ты посмотришь со стороны, чтобы ничего не случилось?

— И что я смогу сделать? Раньше, чем я успею перебить десятую часть их, они прирежут вас, как новорожденных ягнят на шкурки. Выходить — так всем.

— Ты думаешь, они все — такие, как ты?

— Такие, как я, строем не ходят. Но вон тот и тот, пожалуй… очень может быть. И начальник их мне не нравится.

Начальник их спускался неторопливо, спокойной рукой придерживая рукоять длинного меча, чтобы не цеплялся за сходни концом черных лакированных ножен. Под ноги он не глядел, озирая придирчиво передние ряды деревьев, выступающие к берегу, стремясь пронзить взглядом чащу.

Он был огромен и весь сверкал в лучах солнца, голова, широко опиравшаяся прямо на плечи, блистала нечеловечески грозным ликом, увенчанным золотыми рогами. И только окончательно опешив, Эртхиа углядел-таки, что огромны были покрывавшие его с головы до ног доспехи необыкновенной формы, сложенные наподобие рыбьей чешуи. Рогатый шлем расширялся к низу и ложился на плечи, а лицо закрывала маска.

— Ах и ах! — сказал Эртхиа, качая головой. В конце концов, удивительнее всего было, как легко и ловко двигался воин, нагруженный такой немалой тяжестью.

С берега прозвучали отрывистые команды, и воины из второго и третьего рядов, пройдя между передними, побежали к лесу, держа наготове кто стрелы, прилаженные на тетиву, кто обнаженные мечи.

— Найдут нас здесь, и конец. Выходим, — сказал Дэнеш, вынимая из-за пазухи дуу. — И вы пойте громче.

Эртхиа с Тахином переглянулись и грянули в два голоса:

— Он прекрасен, похитивший мое сердце!

Дэнеш закашлялся.

— Ноги его как столпы, попирающие землю!

— восхитился Эртхиа.

— А глаза — как бойницы!

— похвалил Тахин.

Эртхиа сильно хлопнул Дэнеша между лопаток. Тот отдышался, поднес к губам дуу и подхватил мотив.

— Стан его подобен сторожевой башне, хорошо укрепленной!

— тут же провозгласил Эртхиа.

— Грозовой туче, двинувшейся с перевала!

— вторил ему Тахин искуснейшим переливом.

— Молниям подобен блеск его доспехов…

— Голос его — громовые раскаты.

— Он смертоносен, как песчаная буря…

Так они шли, воспевая во все горло, между деревьев к берегу, где воцарились тишина и неподвижность, и так они вышли: Дэнеш, затянутый в темно-серую, в грязных пятнах, кожу, Тахин в огненных шелках и Эртхиа, по бедрам обмотанный Дэнешевой рубашкой.

И пока они пели, никто не шелохнулся на берегу, только начальник переводил с одного на другого неласковый взгляд.

Однако никакая песня не поется бесконечно.

Дэнеш извлек из дуу еще несколько звуков, закругляя мелодию, и опустил флейту.

— А теперь — что? — вполголоса спросил Эртхиа.

— Молчи, — сквозь зубы велел Дэнеш.

И они стояли и молчали, окруженные воинами в кожаных панцирях, под нацеленными на них стрелами на тугих тетивах, щурясь от блеска поднятых мечей.

Резкий голос военачальника рявкнул еще раз, и воины расступились, давая ему дорогу, и он уверенным шагом подошел к трем незнакомцам, и следы его обуви глубоко вдавливались в песок.

Он что-то отрывисто спросил, обращаясь к Тахину. Тот покачал головой, не понимая, и покосился на лазутчика.

— Беда нам, шагата.

— Э? — удивился военачальник. — Шагата? — и впился глазами в Дэнеша.

Дэнеш шагнул вперед, пуще прежнего выпрямив стан, лицо его приняло выражение не менее надменное, чем у противника.

— Шагата, — начал он, и это было единственным словом, которое спутники поняли из его короткой, но очень выразительной речи. В отличие от военачальника, который, похоже, понял все — и отвечал Дэнешу на том же языке, на котором Дэнеш с ним заговорил: на языке ашананшеди.

Результатом их переговоров было то, что друзей с почетом проводили на корабль (Тахину понадобилось все его самообладание) и поместили в каюте. Каюта была хоть и тесна, но по стенам висело оружие, и на полу лежали медвежьи и тигровые шкуры.

Тут же запахло паленой шерстью, и Тахин страдальчески сморщился.

— Ничего не могу поделать!

— Давай же, Дэнеш, — вскинулся Эртхиа, — объясни, что случилось, а то и впрямь не по себе…

Дэнеш еще раз оглядел каюту, покивал удовлетворенно и сообщил следующее:

— Все хорошо.

— Да что хорошо-то? — хлопнул себя по бедрам Эртхиа. — Говори, а то ведь гореть этому кораблю ярким пламенем, посмотри: стены лаком покрыты.

— Все очень хорошо. Ты царь?

— Я? — опешил Эртхиа. — Царь. Да. Правда, — согласился он, поправляя набедренную повязку. — А что?

— Я тоже царь.

— Ты?!

— Шагата — значит «царь». И ты, Тахин, тоже…

— А я-то почему? — спросил Тахин, тщетно пытаясь затоптать тлеющую шкуру под ногами.