Правдивый ложью - Валерий Елманов Страница 51

Правда, я и тут его надул и после первого класса самовольно – знала только мама – перевелся на класс гитары, продолжая бренчать дома отцу, когда он просил, разные инструментальные пьески, а больше ему и не требовалось. О моем переводе он узнал лишь по окончании музыкалки, когда увидел аттестат, где была указана специализация.

Что же до невропатолога, то об этом и говорить не стоит. К тому же «философ», на мой взгляд, звучит ничем не хуже.

Но я отвлекся.

Так вот, касаемо художников знал я очень мало, но в том, что Микеланджело, равно как Рафаэль и Леонардо да Винчи, уже покойники, был уверен. Как давно – не знаю, но не меньше нескольких десятков лет – точно.

Или я что-то спутал?

– А он старый по возрасту? – уточнил я у Алехи.

– Да нет, лет тридцати. Кстати, картины я его видел – хорошо написаны. А сам такой с норовом и выпить не дурак, – добавил он, подумав.

«Ишь ты, написаны, – усмехнулся я, вспомнив, как еще перед отправкой инструктировал парня. – Молодец, запомнил». И весело заметил вслух:

– Лишь бы руки не тряслись, а так пусть пьет. Ладно, оглашай дальше весь список. – И через несколько фамилий вновь остановил Алеху: – Стоп! А вот этот, как его, Захариас Янсен, он только подзорные трубы мастер изготавливать и чеканы для денег вырезать или знает, как их шлепать?

– Уверял, что знает, – пожал плечами Алеха, – а как я проверю? Вообще-то парень молодой да ранний. – И не совсем вразумительно пояснил: – Ну левый какой-то…

– В смысле?

– В смысле глаза у него хитрющие. Сидел со мной один такой шулер на зоне, так что тут без ошибки. И боялся он чего-то.

– Шулер или парень?

– Парень. Даже когда со мной разговаривал, сам все по сторонам зырк-зырк, а уж чего он боялся…

– Разберемся, – кивнул я. – Но пока они там ужинают, давай-ка поглядим на твое… – Но не договорил из опасения сглазить – а вдруг и глядеть-то не на что.

Но Алеха и тут оказался молодцом – привез все. Правда, детальный осмотр вселил в меня некоторые сомнения. Вроде то, но по виду вроде бы и не…

– А это точно картошка? – Я ткнул пальцем в один из клубней.

– Сам усомнился, – последовал честный ответ. – Но потом парочку штук сварил, посолил, попробовал – похоже, она.

Семена подсолнечника тоже вселяли недоверие, хотя тут сходства было куда больше, а вот что делать с помидорами… Хорошо, что они прибыли прямо в горшках, но все равно пора пересаживать, а на дворе уже июнь… Так-так…

– Вас в детдоме к сельскому хозяйству приучали? – коварно осведомился я.

– Каждую весну огород копал, – гордо сообщил ничего не подозревающий Алеха. – Две вишни как-то посадил. Что еще… Ах да, сорняки полол. Колючие, заразы…

– А теплицы имелись? – прервал я его умиленные воспоминания.

– Целых две штуки. У нас завхоз вообще на них повернут был. Он потом нашими огурцами и помидорами с клубникой на рынке торговал, гад.

– Гад, – рассеянно согласился я, – но… молодец. – И пояснил: – С малолетства приучил вас к общественно полезному труду. Словно знал, что один из его питомцев станет министром сельского хозяйства России. – И потащил парня в свой кабинет.

Пока шли, Алеха призадумался, нахмурив брови и что-то сосредоточенно припоминая.

– У нас все выпускники, кто чего-то добился, на почетной доске висели, целых пять штук, но министра я там что-то не припомню, – выдал он мне уже перед дверью.

– Не боись, – хлопнул я по его плечу, открывая дверь и легонько подталкивая Алеху вперед. – Ты ж не зря художников привез. Теперь будет, причем изобразят тебя в лучшем виде, при всех регалиях и наградах. Да и висеть ты будешь не возле детдома, а в царских хоромах, ну а потом уж в какой-нибудь Третьяковке…

Алеха вновь призадумался, продолжая недоуменно хмурить брови и озадаченно почесывая затылок.

– Ну врубился наконец? – нетерпеливо спросил я. – Понимаю, что трудное босоногое детство, чугунные игрушки, прибитые к потолку, детская коляска без днища, памперсы со стекловатой и прочие детдомовские прелести, да еще вдобавок и завхоз ворюга, но все равно пора.

– Ты это про меня, что ли? – дошло до него. – Это я министр?

– Одно из немногих вакантных мест в костромском правительстве, которое мною сейчас формируется, – сообщил я доверительно.

– Так ведь я в этом ни бум-бум. Ни в зуб ногой! – возмутился он, вскакивая с лавки, будто собираясь бежать от меня и тем самым отделаться от тяжелого поручения.

Наивный. Нет уж, кто ко мне с семенами придет, тот без выращенного урожая не уйдет.

– Как это ни в зуб? – не согласился я. – Очень даже в зуб, да не в один. Ну кое-каких мелочей ты и правда не знаешь, но это ерунда – у народа спросишь. Зато в главном ты уже спец.

– В каком еще главном?!

– Да ты присядь, присядь, – ласково посоветовал я и, дождавшись, когда он вновь занял место напротив, принялся деловито загибать пальцы. – Сам смотри: копать копал, сажать сажал, опять же и сорняки полоть умеешь. Да ты у меня Мичурин, Тимирязев и этот, как его, Вавилов. Так что быть тебе на Руси первым селекционером, ядрена вошь! А что сельхозакадемии не заканчивал, не беда, – и сразу за футляр с гитарой, – она для нас сейчас ни к чему. – И пошел первый аккорд:

Товарищи ученые, доценты с кандидатами!

Замучились вы с иксами, запутались в нулях,

Сидите разлагаете молекулы на атомы,

Забыв, что разлагается картофель на полях… [42]—

весело пропел я и прокомментировал: – А у нас еще хуже: картошка на полях не просто разлагается, а и вовсе отсутствует. Во где собака порылась, вот в чем проблема века. Но с твоей помощью мы ее разрешим. – И вновь затянул, попутно меняя будущий адрес, по которому предстоит трудиться моему агроному. – Значит, так: до Домнино ты резво подъезжаешь…

Однако даже Высоцкий не вдохновил детдомовца – тот сидел мрачный, одной рукой теребил листок бумаги, лежащий к нему ближе всего, и исподлобья косился на меня.

– Верю, дорогой друг, что ты справишься в лучшем виде, – заверил я его, не допев и закончив тем, что «небось картошку сам он уважает, когда с сольцой ее намять».

– Или загублю, – добавил он.

– А вот этого не стоит, – возразил я, убирая гитару в футляр и, ласково приобняв его за плечи, проникновенно произнес: – Нынче на Руси всяких глупостей вроде гуманизма не введено, потому со всеми поступают строго по справедливости, то есть сразу и по заслугам. Коль справился, тут же получи и награды, и поместья, чтоб почет и отсутствие забот о хлебе насущном. Будет где с Юлькой в подкидного играть. Ну а загубишь дело – на плаху и голову с плеч.