Башня Зеленого Ангела - Тэд Уильямс Страница 51

Заинтригованный и сердитый, Эолер искоса взглянул на небо. Над звездой, высоко на траурном небосводе виднелась другая точка света, красная, как затухающий уголек.

— Вот это? — спросил он.

Джирики взглянул.

— Да. Это предзнаменование величайшей силы и значительности. Смертные называют ее Звезда завоевателя.

Это название было беспокояще знакомым, но в своей печали и опустошенности граф не мог вспомнить точно.

— Я вижу ее. И что это значит?

Джирики повернулся. Взгляд его был холодным и отстраненным.

— Это значит, что зидайя должны вернуться в Асу'а.

Некоторое время Эолер не мог понять смысла слов бессмертного.

— Вы идете в Хейхолт? — проговорил он наконец. — Сражаться с Элиасом?

— Время пришло.

Граф повернулся к Мегвин. Ее губы были обескровлены, тонкая белая полоска виднелась между веками.

— Тогда вы пойдете без меня и моих людей. С меня хватит убийств. Я заберу с собой Мегвин, чтобы она могла умереть в Эрнистире. Отвезу ее домой.

Джирики поднял длиннопалую руку, как будто хотел протянуть ее своему смертному союзнику. Вместо этого он повернулся и снова приподнял полог шатра. Эолер ожидал какого-нибудь драматического жеста, но ситхи сказал только:

— Ты должен делать то, что считаешь нужным, Эолер. Ты уже много сделал.

Он выскользнул наружу — темная тень под звездным небом, и полог шатра упал.

Эолер придвинулся к постели Мегвин, мысли его были полны отчаяния и тревоги. Он не хотел больше думать. Он прижался щекой к ее безжизненной руке, и сон охватил его.

— Как ты, старый друг?

Изгримнур застонал и открыл глаза. Голова болела, в висках стучало, но все это было ничто по сравнению с болью в спине.

— Мертв. Ты меня почему не хоронишь?

— Ты еще всех нас переживешь.

— Если при этом я буду чувствовать себя примерно так же, то ничего хорошего в этом не вижу. — Изгримнур попробовал сесть. — Что мы тут делаем? Стренгъярд сказал мне, что Вареллан сдался?

— Да. А у меня были дела здесь, в монастыре.

Герцог подозрительно посмотрел на Джошуа:

— Чего ты улыбаешься? Это на тебя не похоже.

Принц довольно засмеялся:

— Я стал отцом, Изгримнур!

— Воршева родила? — Изгримнур вытащил из-под одеяла волосатую лапу и схватил Джошуа за руку. — Отлично, парень, отлично! Мальчик или девочка?

Джошуа сел на кровать, чтобы не заставлять Изгримнура тянуться так далеко.

— Оба.

— Оба? — Изгримнур снова подозрительно посмотрел на принца, — Что за ерунда?.. — Наконец он понял: — Двойня?

— Двойня! — Джошуа, казалось, готов был засмеяться от радости. — Они чудесные, Изгримнур, — толстые и здоровые! Воршева была права, женщины-тритинги очень сильные. Она почти не кричала, как будто они всегда рожают двойнями.

— Хвала Эйдону, — сказал риммер и сотворил знак древа. — Дети и мать хорошо себя чувствуют? Хвала Эйдону. — Он резко вытер глаза. — А ты, Джошуа, ты только посмотри на себя! Ты же только что не танцуешь! Кто бы мог подумать, что отцовство так преобразит тебя!

Принц по-прежнему улыбался, но стал более серьезным:

— Теперь у меня есть ради чего жить, Изгримнур. Я не понимал, что это такое — счастье. Они должны жить в добром мире. Тебе надо увидеть их. Они замечательные.

— Я пойду взгляну на них. — Изгримнур начал борьбу со своими одеялами.

— Ни в коем случае! — Джошуа был в ужасе. — Ты не встанешь с кровати! Твои ребра…

— Мои ребра на своем месте. Их только чуть-чуть придавила упавшая лошадь. Бывало и хуже. Больше всего досталось голове, а это, в конце концов, только кости.

Джошуа обхватил широкие плечи Изгримнура. На мгновение показалось, что он действительно собирается уложить герцога обратно в кровать, потом принц неохотно отпустил его.

— Ты поглупел, — сказал он. — Дети никуда не денутся.

— Так или иначе, я должен двигаться. — Борясь с болью, Изгримнур спустил ноги на холодный каменный пол. — Я-то видел, что случилось с моим отцом Изборном. Когда его сбросила лошадь, он оставался в постели целую зиму и после этого уже не смог ходить.

— О Боже, что он… что он делает? — Отец Стренгьярд появился в дверях и с глубокой печалью смотрел на герцога.

— Он собирается пойти посмотреть на детей, — сказал Джошуа смиренно.

— Но… но…

— Черт возьми, Стренгъярд, ты пищишь, как цыпленок, — зарычал герцог. — Сделай лучше что-нибудь полезное. Дай мне сесть. Я не настолько глуп, чтобы прямо сейчас отправиться корчить рожи наследникам Джошуа.

Успокоенный священник быстро вышел.

— А теперь подойди и помоги мне, Джошуа. Жаль, что у нас нету этих наббанайских приспособлений, которые поднимают вооруженных людей на лошадь.

Принц подошел к кровати. Изгримнур ухватился за его ремень, подтянулся и встал, после чего некоторое время не двигался, тяжело дыша.

— Все в порядке? — тревожно спросил Джошуа.

— Нет. Я дьявольски плохо себя чувствую. Но я на ногах, а это уже хорошо. — Он, казалось, не очень-то хотел двигаться дальше. — Это далеко?

— Коротким путем вниз через зал. — Джошуа подставил плечо. — Мы пойдем медленно.

Они осторожно вышли в длинную холодную галерею. Сделав не больше десятка шагов, Изгримнур остановился передохнуть.

— Боюсь, что я не смогу сидеть на лошади несколько дней, — извиняющимся тоном проговорил он.

— Несколько дней? — Джошуа засмеялся. — Ты хотя и храбрый, но очень глупый человек. Я не позволю тебе садиться в седло по меньшей мере месяц.

— Я не хочу остаться за бортом!

— Никто и не собирается оставлять тебя за бортом, Изгримнур. Я буду нуждаться в тебе больше, чем когда-либо, можешь ты сражаться или нет. Вот моя жена, например, тоже не будет скакать на лошади. Мы найдем какой-нибудь способ доставить тебя в Наббан и туда, куда мы двинемся потом.

— Ехать вместе с женщинами и детьми? — Отвращение в его голосе граничило с ужасом.

— Только пока ты болен, — сказал Джошуа. — Но не лги мне, Изгримнур. Не говори, что ты уже совсем здоров, если будешь еще плохо себя чувствовать. Когда ты мне понадобишься, твои раны должны уже зажить. Вообще-то меня нужно повесить за то, что я разрешил тебе встать.

Герцог смягчился:

— Свежеиспеченный папаша никому не может отказать в просьбе. Слыхал об этом? Старый риммерский обычай.

— Конечно, — сказал Джошуа.

— И кроме того, даже с разбитыми ребрами я могу поколотить тебя в лучший день твоей жизни.