В шкуре зверя - Татьяна Смирнова Страница 51

Несмотря на это ночь в разбойничьем лагере прошла спокойно. А под утро прибыл тот самый маленький, остроухий человек на смешной лошаденке с широкими неподкованными копытами и умными глазами.

Он бросил поводья одному из разбойников и прошел к костру, где Хаим-Лисица отогревал замерзшие пятки. Они у него почему-то всегда мерзли.

– Принес? – буркнул Хаим, не утруждая себя дружеским приветствием гостю.

Мердек упал на колени, уткнулся лбом в землю, точнее почти в грязные туфли Хаима, и зачастил, захлебываясь слюной и словами.

– Что ты там бормочешь, Мердек? – недовольно прикрикнул Хаим, испытывая сильное искушение ткнуть человечка ногой прямо в его острую мордочку. – Она с тобой?

Мердек привстал и быстро закивал головой. Хаим протянул руку.

– Повелитель отважных воинов, досточтимый Хаим, сын Ремиза и отец Керама конечно знает, как обращаться этой вещью?

Хаим-Лисица передернул плечами:

– Тебя еще на свете не было, когда отец мой, которого ты, шакал, по своей мерзкой привычке поминаешь и кстати, и некстати, – предводитель повозился, устраиваясь на одеяле поудобнее и продолжил, – научил меня, как обращаться со случайно попавшими к тебе в руки чужими тайнами.

– Отец повелителя был мудр, – проговорил Мердек то ли с настоящим, то ли с притворным почтением. – И повелитель до сей поры поступал мудро, повелев хранить эту вещь вдали от своих шатров. Зачем она понадобилась ему теперь?

– А это не твое дело, собака, – зевнул Хаим, не спавший всю ночь, поэтому раздраженный сверх всякой меры. – Принес, так давай сюда.

Мердек поколебался мгновение, но острый взгляд Хаима, брошенный им из-под густых бровей, заставил маленького хитреца пошевеливаться.

– Будь осторожен, повелитель, – предостерег Мердек, протягивая сверток.

– Пошел прочь, – равнодушно отвернулся Хаим-Лисица, пряча под густыми бровями настороженный взгляд. Он осторожно погладил ладонью шершавую шкуру и отдернул руку, словно обжегся. Палец коснулся большого драгоценного камня. Дырявые шатры, убогая роскошь разбойничьего лагеря и вечный страх перед городской стражей – такая жизнь была по-своему приятна и волновала кровь, но она не могла продолжаться вечно. Рано или поздно все разбойники заканчивали одинаково. Их головы становились украшением городских стен Хорасана.

Нужно вовремя уходить. Взять большую добычу – и уходить. Но для того, чтобы удовлетворить алчность старого Хаима-Лисицы, добыча должна быть не большой, и даже не очень большой, а огромной. Хаим нашел такую добычу, теперь осталось взять ее. Для этого он послал в неблизкий и небезопасный путь Мердека. Для этого ему нужен был этот сверток. Но для того, что он задумал, ему не нужны были слишком проницательные помощники, которые не могут держать язык за зубами.

«Надо проучить Мердека, – решил Хаим. – А то в парне уже вода не будет скоро держаться, не то что Обряд Посвящения. Слуга должен любить хозяина больше жизни и бояться его больше смерти, только тогда слуге можно доверять».

Утром Йонарда опять не кормили, но в этот раз он не стал греметь цепью. Он понял: его не забыли. Его морили голодом нарочно, чтобы разозлить, и, съешь Танат их потроха, им это удалось! Он лежал у стены, положив большую голову меж передних лап, и размышлял, но не о бренности всего земного, а о том, как вцепиться в горло Хаиму-Лисице.

Неожиданно звонкую тишину подземных коридоров нарушили гулкие шаги и далекие голоса, и следом за ними пришел рыжий свет факела, рассеявший темноту. Йонард насторожился. У входа в место его заточения возникли двое здоровенных разбойников, которые молчаливо и сосредоточенно волокли третьего, то ли мертвого, то ли пребывающего в обмороке от страха. Разбойники доволокли его и, опасливо косясь на Йонарда, впихнули прибывшего внутрь, как мешок с верблюжьим дерьмом. Следом о каменный пол звякнула сабля. Человек слишком резво для недавнего покойника вскочил на ноги и попытался было юркнуть обратно, на волю, но стража преградила ему путь и равнодушно и жестоко затолкнула назад.

– Пусть он хоть объяснит, за что? – срывающимся голосом крикнул Мердек. – Уж не за то ли, что слишком верно ему служил?

Стражи не ответили. Может быть, не знали, а может, не имели желания болтать с обреченным. Мердек схватил саблю, бросив на разбойников быстрый и оценивающий взгляд, но как ни быстр был этот взгляд, стражи его заметили. Их оружие, как по команде, поползло из ножен, но не для того, чтобы помочь Мердеку в неравной схватке, а для того, чтоб сразу укротить его, если он вдруг – чего на свете не бывает – решит, что они более легкая цель. И Мердек понял, что недавние собратья по ремеслу его не выпустят.

– Давай, Мердек, убей серебряного демона, – издевательски подбодрил его один из разбойников, – а за это Хаим подарит тебе жизнь, свободу и халат со своего плеча.

Мердек похолодел. Ему ли, правой руке Хаима, не знать про халат… И если эти, ни на что не годные, здоровенные олухи смеют так с ним шутить, значит, он и вправду обречен.

Неожиданно к Мердеку вернулось присутствие духа. Он выпрямился. Одним быстрым, внимательным взглядом оценив величину пещеры и длину собачьей цепи, он взвесил на руке саблю и пристально посмотрел на своих охранников. И у двоих здоровых вооруженных разбойников отчего-то вмиг пропало желание веселиться.

– Правильно, – кивнул Мердек, заметив их настроение. – Не хватай змею за хвост, пока не отрубишь ей голову…

Знакомое, но давно забытое ощущение разлилось по жилам Мердека и согрело сердце. Он уже начал забывать, как это здорово – драться, не надеясь на победу, зная, что впереди ждет лишь смерть, достаточно лишь заглянуть ей в глаза и не отводить взгляда, пока… Пока не случится то, что будет угодно богам. Давно он не испытывал этого чувства. Пожалуй, с тех самых пор, когда Хаим подобрал его на улицах Кута, где дрались отчаянно, пощады не просили и не давали, и за лепешку могли выпустить кишки своими кривыми ножами. Он был благодарен хозяину и служил ему преданно, как пес, и в благодарность хозяин решил стравить его с другим псом, чтобы выжил сильнейший…

Да будет так!

Йонард лежал неподвижно, наблюдая за легким, скользящим шагом Мердека, и старался уловить момент, чтобы прыгнуть на врага, опережая удар. А Мердек не торопился. Его мягкие шаги Йонард слышал то справа, то спереди, но, зная длину своей цепи, выжидал. Терпения ему было не занимать. Но когда Мердек стремительно приблизился, сделав короткий невидимый замах, пес прыгнул. Когти его зацепили шелк халата, он с треском разорвался, и на груди Мердека мгновенно вспухла и засочилась кровью длинная, глубокая борозда.

Однако Мердек мастерски владел оружием. Молниеносно отпрянув куда-то в бок, так что Йонард не успел уловить его движения, он снова коротко замахнулся и обрушил удар своей сабли на широкий лоб собаки. Пес мгновенно оглох и почти ослеп. Он дернулся назад, инстинктивно угадав второй удар и пытаясь его избежать, но Мердек и тут оказался хитрее, и второй удар пришелся совсем с другой стороны, и был он еще сильнее первого, потому что враг бил с размаха. Йонард присел на задние лапы, мотнул головой, туда-сюда мотнулись длинные уши, и с дикой яростью ринулся на врага. Его челюсти клацнули у самого горла Мердека, еще немного, и… Но проклятая цепь дернула его назад, и он в отчаянии взвыл. Если бы он родился собакой! Тогда, наверное, он бы лучше управлялся со своим великолепным, сильным и быстрым телом, а его мощные когти и страшные смертельные клыки сейчас не казались бы ему таким жалким оружием против сабли, ловкости и (Йонард-человек мог это оценить) бойцовской сметки Мердека. Германец привык драться на двух ногах, глядя на противника сверху вниз, и как же отчаянно не хватало ему меча, оставшегося в Черной башне. Очередной, какой уже по счету удар настиг его – и пес покатился в глухое беспамятство, еще успев подумать: «Сейчас добьет. Все…».