Ворону не к лицу кимоно - Тисато Абэ Страница 51

Это было страшно. Страшно, и величественно, и пугающе красиво.

Она была красивее всех – красивее Хамаю, которая безучастно выслушивала обрушивавшиеся на нее упреки, красивее Масухо-но-сусуки, потерявшей от ужаса дар речи…

Это было удивительно. На лице Сиратамы не было заметно белил и румян, ее одежда была в беспорядке. Кто бы искал в наполовину обезумевшей женщине достоинство и изящество? Ничего красивого в ней нет. Ничего нежного в ней нет. И все же почему-то она выглядела так красиво, что хотелось плакать.

Вдруг прозвучал сухой треск.

Асэби очнулась. На полу ничком лежала ничего не видящая вокруг Сиратама, прижимая руку к щеке. Перед ней стояла с занесенной ладонью и тяжело дышала Масухо-но-сусуки.

– Возьми же себя в руки! – прокричала она и медленно опустила занесенную руку. Масухо-но-сусуки глубоко вздохнула и сурово прищурилась: – Если бы послание пришло, ты бы сумела дождаться? Думай что говоришь. Вот я смогла ждать – неважно, приходили послания или нет. Разве может та, что колеблется из-за такой мелочи, стать супругой наследника?!

У Сиратамы вздрогнули плечи, но Масухо-но-сусуки была беспощадна:

– Чем поможет тебе то, что ты обвиняешь других? Перестань так вести себя, смотреть противно! А ты! – Масухо-но-сусуки, не снижая голоса, повернулась к Хамаю. – Поверить не могу! При чем здесь твои родители? Ты ведь гордая женщина! Как ты могла пойти на такие мелкие ухищрения?!

До сих пор молча следившая за развитием событий Хамаю, услышав это, печально улыбнулась:

– Прости, Масухо-но-сусуки.

– Неправда. Скажи, что это неправда, – почти прокричала Масухо-но-сусуки, и в ее глазах Асэби увидела крушение надежд.

– Это правда, – ответила Хамаю, с усилием улыбнувшись. – К тому же история еще не закончена. Самое интересное только начинается.

Ее глаза потемнели.

– Тебе это не кажется странным? Почему Южный дом не хочет выдать Надэсико за сына правителя? Почему они так безразличны к женитьбе младшего сына?

Что она хочет сказать? Асэби сидела с озадаченным лицом, а Хамаю безразлично бросила:

– Южный дом не вмешивает в дела эмоции. Они хотят лишить нынешнего сына правителя престола. Надэсико, скорее всего, будет вести себя с молодым господином холодно, ведь ее основная цель – стать супругой отвергнутого наследника.

Если молодой господин по какой-то причине лишится своего положения, – например, умрет, не оставив наследника, – несложно представить, что престол вернется к старшему сыну, который однажды уже от него отказался.

– Неужели они способны даже на такое?..

– Южный дом – вполне. Пора бы уже понять, – тихонько ответила Хамаю на вопрос, который Асэби задала дрожащим голосом.

Хамаю продолжила:

– Возвращение старшего наследника в мир ^[21] возможно было бы только с разрешения Золотого Ворона. У нынешнего правителя, наверное, не хватит мужества возражать Южному дому, и тогда старший сын, вернувший себе статус наследника, и его супруга Надэсико будут править страной Ямаути – вот будущее, которое видит Южный дом.

Все почувствовали что-то странное. Почему Хамаю так подробно рассказывает о замыслах Южного дома? Масухо-но-сусуки нахмурилась, а Хамаю смотрела на нее, безмятежно улыбаясь.

– Вот так обстоят дела. Я и есть настоящий ворон-таю, которого отправили сюда, чтобы предотвратить появление крепких связей других домов с молодым господином. Я, конечно, должна была молча уехать домой, – сказала она с горькой усмешкой. – Но мне надоело мешать чужой любви. Я сбегу.

Она сбросила кимоно. Под ним блеснуло черным нижнее одеяние.

– Скажу напоследок, слушайте: думаю, счастье женщины состоит не только в том, чтобы соединиться с любимым мужчиной. Не ошибитесь, не упустите свое настоящее счастье в погоне за этим. А теперь прощайте.

Она махнула рукой и выбралась в раскрытое Сиратамой окно.

Никто не успел ее остановить.

В следующий миг Хамаю превратилась в огромного черного ворона.

Ворон взмахнул блестящими крыльями и взлетел в небо. Его силуэт, летевший по прямой линии между гор, постепенно уменьшался и в конце концов скрылся из виду.

Глава пятая
Снова весна

Когда расцвела сакура, в Окагу прибыла Надэсико.

Появление дочери Южного дома обставили так, что впору было задуматься, зачем же здесь тогда была Хамаю.

Наверное, побоявшись, что в жалком наряде Надэсико будет стыдно, ее обеспечили столь роскошным убранством, что для тех, кто знал, что она на самом деле не собирается стать супругой наследника, это выглядело как насмешка.

И все равно Хамаю была красивее.

Кажется, так думала не только сама Асэби. Действительно, и Масухо-но-сусуки, и даже Укоги при виде Надэсико чувствовали, будто той чего-то не хватает.

После того как Хамаю покинула дворец, прошло уже несколько месяцев.

Как и призналась Хамаю, в Летнем павильоне обнаружили множество писем от молодого господина. Как будто зная, что так будет, Карамуси и другие дамы-нёбо не оказали никакого сопротивления придворным дамам из дома Сокэ. С известием для Южного дома медлить не стали, поэтому было принято решение о представлении ко двору Надэсико, а также об одновременном официальном возвращении Хамаю домой. В отличие от обычного отъезда, этот означал, что Хамаю больше не вернется в Окагу. Вместе с представлением Надэсико Хамаю собирались вернуть туда, где ей надлежало быть: ее ждали лишение статуса и ссылка.

Впрочем, еще до того, как вынесли этот приговор, она сбежала неизвестно куда.

Теперь уже не было секретом, что к гибели Самомо, видимо, имел отношение Летний павильон.

Вряд ли Южный дом посмотрит сквозь пальцы на то, что его политическая судьба подверглась опасности. Если бы Хамаю не убежала, а отправилась в горный монастырь, на следующий день она бы наверняка стала безмолвным телом. Люди в Окагу понимали: Южный дом не просто груб, но ради своих целей он не посчитается со средствами. Все знали, что письма молодого господина похитила Хамаю, но, помимо враждебности, к ней испытывали в первую очередь вполне естественное сочувствие. Хамаю пришлось быть на побегушках у Южного дома, а потом ее вышвырнули. Теперь она где-то скрывается от глаз своего рода. А может быть, уже и покинула этот мир.

* * *

Через несколько дней после появления при дворе Надэсико ожидался цветочный пир.