Тысяча Имен - Джанго Векслер Страница 50

ВИНТЕР

Винтер усталым шагом возвращалась к ущелью, в котором нашла пристанище ее поредевшая рота. Едва окончился бой с искупителями, ворданаи наскоро собрали раненых и бросились искать укрытие. Поиски привели их к узкой, выточенной ветрами в подножии высокого холма расселине, которую без труда можно было перекрыть с обеих сторон. Только тогда Винтер сочла безопасным объявить роте отдых, а сама вдвоем с Бобби осторожно выбралась на безлюдный склон, чтобы разведать, чем все закончилось.

Когда они вернулись, Графф заорал: «Подъем!» Пережившие бой солдаты в основном попадали от изнеможения там, где остановились, и оттого казалось, что узкое дно ущелья выстлано трупами. Однако зычный рев капрала сотворил чудо воскрешения, и, пока Бобби излагал добрые вести, вокруг него крепнул гул возбужденных голосов, то и дело прерывавшийся радостными возгласами. Винтер протолкалась через ликующую толпу и отыскала Граффа.

– С благополучным возвращением, сержант, – сказал он.

– Спасибо. – Винтер кивком указала в сторону Бобби. – Слыхал?

– Да, просто не верится.

– Нам обо всем рассказали двое верховых из части Зададим Жару, – сказала Винтер. – С вершины холма видно, как горит лагерь искупителей.

– Приятно в кои-то веки услыхать хорошую новость, – заметил Графф.

– Да уж поприятнее, чем плохую, – согласилась Винтер. – Однако нам еще предстоит изрядно пройти пешком, и лучше покончить с этим до наступления темноты. Скольких раненых придется нести?

Капрал принялся загибать чумазые пальцы.

– Фокс, Инимин, Гафф, Регулт. – Он поднял голову. – Похоже, что четверых.

– А Эйдерсон?

Винтер плохо запоминала имена, но кое-какие все же удержались в памяти. Эйдерсон был белокурым здоровяком, язвительным, любителем поглумиться над другими, но он кричал громче всех других раненых, когда его с пулей в бедре уносили с поля боя.

– Умер, – тихо ответил Графф. – Около часу тому назад.

– Ясно. – Винтер ощутила мимолетный укол совести оттого, что подобные известия больше не причиняют ей боли. – Значит, четверо. Выдели восемь человек, чтобы их нести, и еще четверых – просто на всякий случай. Мы с Бобби останемся с ними. Сможешь повести остальных вперед?

Графф нахмурился:

– Наверняка еще где-то можно наткнуться на искупителей. Лучше бы нам держаться вместе.

Винтер покачала головой:

– Кавалеристы сказали, что вокруг чисто. Чем больше людей мы сможем привести в лагерь до темноты, тем мне будет спокойнее.

– Как скажете, сержант, – уступил Графф. – Тогда возьмите с собой и Фолсома. Со всеми остальными я и сам управлюсь.

Винтер глянула на солнце. Оно уже опустилось к горизонту, и, хотя в воздухе еще царила дневная духота, совсем близко затаился, изготовившись к прыжку, пронизывающий холод пустынной ночи.

Из мушкетов и порванных мундиров соорудили носилки для раненых, смастерили факелы из лоскутьев, сухой травы и стеблей, чтобы освещать дорогу с наступлением ночи. Графф с остатками роты тронулся в путь первым, пообещав, что, едва доберется до полка, сразу отправит навстречу Винтер нескольких кавалеристов, чтобы они сопроводили раненых до самого лагеря. Винтер и ее небольшой отряд покинули ущелье сразу после захода солнца и со всеми предосторожностями пробрались к самой середине долины, где земля под ногами все же была поровней. Раненые жалобно стонали, и каждый неверный шаг, сотрясавший носилки, отзывался их мучительными вскриками.

Вначале солдаты, которые несли носилки, и их сопровождающие вели оживленный разговор. Бобби тоже принимал в нем участие, зато Фолсом снова стал привычно молчалив и без единого слова шагал рядом с Винтер. Постепенно багровый свет заката потускнел, сменившись лиловыми сумерками, и сгущающаяся темнота приглушила беседу, словно окутав невидимым саваном. Четверо солдат, не обремененных носилками, зажгли факелы, но этого хватало лишь на то, чтобы освещать землю под ногами. От пламени факелов долина наполнилась зыбкими пляшущими тенями, которые трепетали на камнях, точно черные вымпелы.

Впереди, в темнеющем небе, до сих пор отчетливо виден был столб дыма, который поднимался над горящими складами искупителей. Этот дым служил Винтер ориентиром, да и выбора у нее особо не было, потому что долина тянулась в том же направлении. Винтер рассчитывала, подойдя поближе, обогнуть пожар на безопасном расстоянии, но он не столько горел, сколько расстилался густым облаком, у которого не было четких границ. Они и сами не заметили, как очутились в хандарайском лагере – вернее, в том, что от него осталось.

По правде говоря, это место не слишком-то напоминало лагерь. В отличие от ворданайских биваков, здесь напрочь отсутствовали ровные ряды палаток. Тюфяки и одеяла валялись повсюду в беспорядке, перемежаясь с самодельными навесами из растянутого на шестах полотна. Везде были разбросаны остатки имущества, которое сопровождает всякую армию в походе: бесхозное либо пришедшее в негодность оружие, мешки с мукой и фруктами, кости и хрящи забитого скота, разнообразная одежда, брошенная за ненужностью, перед тем как войско двинулось в последний бой.

Почти все, подверженное горению, почернело от копоти, и то здесь, то там до сих пор курились крупные угли, источая удушливый черный дым. Скоро совсем стемнело, и видимость съежилась до пределов круга света, который отбрасывали факелы. Ворданаи шли молча, и то один, то другой предмет возникал из небытия перед ними и вновь погружался в небытие, когда они проходили мимо, – точь-в- точь обломки кораблекрушения вокруг судна, идущего с поднятыми парусами.

Винтер едва разглядела первый труп, обугленный до черноты, свернувшийся клубком на испепеленных остатках тюфяка. Один только череп и говорил о том, что этот бесформенный комок прежде был человеческой плотью. Следующим оказался труп человека в лохмотьях, простертый ничком и залитый алой кровью из десятка ран в спине. За ним валялся на земле воин, до сих пор сжимавший в руке копье, часть его головы снесло ядром. Далее, оказавшись уже в середине лагеря, Винтер и ее спутники натыкались на мертвецов на каждом шагу и в конце концов вынуждены были ступать крайне осторожно, чтобы не споткнуться о чью-то торчащую руку или не раздавить ногой растопыренные мертвые пальцы.