Голем и джинн - Хелен Уэкер Страница 50

Источник, дававший воду клану Хадид, бил в пещере, в которой жившие давным-давно люди устроили храм. Входом служил квадратный дверной проем в склоне холма. Когда Фадва смотрела на него издали, ей казалось, что какой-то гигант острым ножом срезал кусок склона. На каменном дверном косяке были выбиты незнакомые угловатые буквы. Песок и ветер хорошо потрудились над ними, и теперь они были едва видны. Отец рассказывал Фадве, что строители храма пришли сюда из страны, лежащей далеко за краем пустыни. «Они появляются здесь в каждом веке, — говорил он, — и пытаются покорить пустыню. Они оставляют здесь свои метки, словно хотят закрепить права, но потом все исчезают без следа. А мы, бедуины, все это время живем здесь, и это неизменно».

Воздух в пещере был прохладным и влажным. В каменном полу кто-то выдолбил пологий бассейн, в который через щель на дне поступала вода из подземного источника. В разгар сезона дождей воды было много, и она плескалась через край, вытекала на пол и ручейком бежала по тропинке. Сейчас бассейн был полон только наполовину. А скоро, знала Фадва, на дне останется одна маленькая лужица, а потом и она высохнет. И пока вода не вернется, им придется пить только молоко своих животных.

Ее сестры на краю бассейна уже наполняли кувшины. Она тоже опустила свой в воду и молча смотрела, как темная вода затекает в горлышко. В нише над бассейном, прямо в скале, была высечена женская фигура. Богиня воды, как объяснил Фадве отец, женщина с тысячью имен. Те, кто построил храм, думали, что это они призвали ее в пустыню, но на самом деле она была здесь всегда. Ее волосы разметались вокруг нее, словно волны, а невидящий взгляд, который годы лишили всякого выражения, был устремлен со стены прямо на них.

«Ты думаешь, она правда есть?» — спрашивала Фадва у отца, а он улыбался и отвечал: «Раз столько людей верят в нее, кто я такой, чтобы спорить?»

Сестры начали плескать друг в друга водой. Фадва нахмурилась и отодвинула свой кувшин подальше.

Сегодня ночью, сказала она себе. Если он не придет сегодня ночью, тогда ей придется поверить, что все это ей приснилось.

«Пожалуйста, пусть он явится! — молила она. — Иначе я буду думать, что сошла с ума».

Джинн видел, как Фадва вышла из пещеры, ловко неся кувшин с водой на голове. Кувшин был тяжелым, и она шла медленно, слегка покачивая бедрами и легко придерживая его одной рукой. Все это было очень красиво. А вода добавляла картине нотку опасности.

Джинн улыбнулся. Он не забыл своего обещания. Возможно, подумал он, сегодня ночью стоит навестить ее.

* * *

Рано утром в пятницу равви открыл магическую формулу, которая поможет ему привязать Голема к новому хозяину.

Неделя оказалась длинной и невыносимо тяжелой. С каждым днем в нем росло беспокойство и уверенность, что надо побыстрее заканчивать, поскольку обстоятельства и состояние собственного здоровья не позволяли больше тянуть. Он послал в семьи всех своих учеников записки, сообщая им, что берет недельный отпуск, дабы посвятить себя посту и молитвам. (Проще было бы сказать, что он заболел, но в таком случае матери мальчиков явились бы к его дверям с кастрюльками супа.) На деле же ложь оказалась правдой: его изыскания были похожи на одну долгую, растянувшуюся на несколько дней молитву, а о еде он совершенно забыл уже в среду.

Книги и записи покрывали весь пол в гостиной в порядке, подсказанном скорее интуицией, чем логикой. Иногда равви засыпал на часок, свернувшись на диване. Его сумеречные сны состояли из смеси молитв, диаграмм и перечня имен Бога. Иногда в них всплывали знакомые и незнакомые лица: его жена, говорящая что-то невнятное; какой-то сгорбленный старик; племянник Майкл почему-то с испуганным лицом; и улыбающийся Голем с глазами полными страшного огня. Равви просыпался от нового приступа кашля и, еще не очнувшись от сна, снова брался за работу.

Возможно, то, что он делал, вредило его душе. Но он гнал такие мысли прочь. Раз уж он это начал, надо идти до конца.

Успех явился ему не вспышкой внезапного озарения, а в результате медленного и методичного суммирования, вроде того, каким в конце года занимается бухгалтер. Он смотрел на короткую строчку внизу листа, на то, как впитываются в бумагу чернила. Ему было жаль, что он уже не в силах гордиться своей победой. Ведь формула, хоть и короткая, была настоящим шедевром, элегантно простым и сложным одновременно. Даже если бы он просто нашел способ подчинить Голема новому хозяину, не разрушив его при этом, уже одно это было бы неслыханным успехом. Но Равви пошел дальше. Чтобы формула работала, требовался добровольный отказ Голема от свободной воли. Это был хитроумный компромисс, попытка заключить сделку с собственной совестью. Он не похитит ее жизнь, как убийца в темном переулке. Окончательное решение останется за ней.

Конечно, она может отказаться. Или, возможно, будет не в силах самостоятельно принять такое решение. Сможет ли он заставить ее в случае необходимости? Усталый мозг содрогался при мысли, что, зайдя так далеко, он, возможно, будет вынужден уничтожить ее.

Равви огляделся и вздрогнул: его жилище сейчас напоминало пещеру безумного мистика. Он поднялся на дрожащие ноги и собрал с пола бумаги и книги. Книги он положил в ранец, чтобы вернуть после Шаббата прежним владельцам, а свои записи аккуратной стопкой сложил на углу стола. Все листки, кроме одного, последнего, который отодвинул в сторону. Ему надо было помыться, он чувствовал себя грязным. Утро было на редкость солнечным и безоблачным. Небо за испачканными сажей окнами казалось сапфировым.

Равви зажег плиту и поставил греться воду. Он смотрел на себя как будто со стороны и даже испытывал что-то вроде любопытства. Он помнил это ощущение бестелесной легкости еще со дней обучения в йешиво, когда он всю ночь мог читать Талмуд и так погружался в него, что утром казался с ним одним целым. Со дна кастрюли начали подниматься пузырьки. Усталые глаза старика видели их словно в тумане, и к тому же он вдруг почувствовал острый голод. В буфете не оказалось ничего, кроме окаменевших хлебных крошек и баночки сомнительной свежести смальца. После того как он помоется и прочитает молитву, решил равви, ему придется выйти и купить что-нибудь для сегодняшнего праздничного ужина. А потом, до прихода Голема, он еще успеет навести в комнатах порядок.

Наконец вода нагрелась. Он разделся в холодной кухне, протер тело мокрой махровой салфеткой, дрожа от холода и стараясь не кашлять. Впервые он решился задуматься о списке потенциальных хозяев Голема. Мельцер? Хороший раввин, но он слишком стар и слишком привык к спокойной жизни. То же самое, как это ни печально, можно сказать о Тейтельбауме. Может, Каплан? Он моложе, но все-таки принадлежит к старому миру и поэтому способен поверить в возможность того, о чем расскажет ему равви. Но, пожалуй, Каплан чересчур учен и недостаточно добр.

С любым из них придется разговаривать крайне осторожно. Для начала надо будет убедить их, что он не свихнулся от старости и одиночества. И все равно они станут сопротивляться. «Почему ты не можешь просто уничтожить ее? — спросят его. — Зачем портить свою жизнь и потом просить, чтобы я испортил свою и жил в постоянной опасности?»