Жребий брошен - Александр Прозоров Страница 50

— Надеюсь, мы успеем сегодня добраться до Та-Кема? — поинтересовался купец. — Мне не понравилось ночевать в лесу. От лежанки не отойти, чтобы в дерево лбом не врезаться.

— Не успеем, — отрезал Олег. Ночевать с малыми силами возле многолюдного города ему отнюдь не улыбалось. — Пожалуй, мы отдохнем, а в обратный путь отправимся завтра.

* * *

— Вроде и не по нашей земле едем, друже, а душа бурлит… Словно к причалу отцовскому чалюсь. — Купец шумно втянул носом теплый воздух. — Домой. Домой… Никогда так не тянуло. А ныне и с пустыми трюмами возвертаться готов. Ох, как там моя Зорислава? Помнит ли, ждет? Как мыслишь, колдун?

— Да ждет, ждет.

— Не о том я, друже! — возмущенно фыркнул Любовод. — О возвращении нашем. Успеем ли обернуться до ледостава? В ближайшие дни трогаться надобно, не то рисково получится. А у нас и судна нет. Как мыслишь, успеем найти?

Пока Олег думал над ответом, купец опять вспомнил о невесте:

— Как там Зориславушка моя? Мы ведь, чай, и познать друг друга толком не успели. Токмо клятвами в верности обменялись, и все. А вдруг отец ее передумает, пока меня нет?

— Не передумает.

— Конечно, нет, как увидит, с какими подарками, с каким товаром я возвернулся. Мало, вестимо, зато иного такого на Руси не видывали. Зеркала, друже, зеркала, что всю правду говорят, без мути и кривизны всяческой. Ох, колдун, обернемся. Надобно обернуться. Не поедем к персам — к чему недели тратить понапрасну. И на Руси за мечи и брони цену дадут. Пусть не такую красную, так и мы за мечи и брони серебра не платили, мошну не развязывали. Что получим, то наше и будет. А, колдун, что скажешь? Ты же сотоварищ мой!

— Скажу, что лучше быть дома по осени с малой прибылью, нежели через год с большой.

— Ох, слышал бы нас отец, друже! Враз бы за такие слова плетью огрел. Чего ради, молвил бы, в путь собираться, коли о прибытке не радеть?

— А разве ты не порадел? Глянь — четыре повозки с добром всяким позади катятся. И добром не дешевым.

— Все едино, коли гривну лишнюю добавить можно, то дела сего упускать нельзя. Грех. Серебра ведь много никогда не бывает. Бывает мало…

За разговорами они вышли на поляну, где первый раз встретились со смолевниками, направились к ручью. Путь назад занял уже почти десять дней. И хотя возле городов больше не требовалось останавливаться дольше, чем на несколько минут, но тяжело груженые телеги катились медленно, легионеры двигались тоже не бегом, а потому день нанизывался на день, версты сменялись верстами, и только по тому, как стремительно сокращался обоз, было ясно, что они не стоят на месте.

Заложники возвращались к семьям — опоясанные мечами, с изрядным количеством набранного добра. Теперь они по гроб жизни смогут рассказывать о великих битвах, в которых им довелось поучаствовать, о потрясающей победе, о долгом походе. И о плененном правителе, что ехал в одной из кибиток, практически не выглядывая наружу, ни с кем не общаясь. Великий Раджаф — полубог, о котором даже говорили, понизив голос и уважительно кланяясь, — оказался обычным человеком, обычным невольником, таким же, как и все.

В конце концов у путников осталось всего шесть повозок. Две кибитки пленника и четыре телеги с добытым в походе добром — зеркалами, изумительными изделиями из камня, мечами и бронями.

— А ты представь себе, друже, — оглянулся на все это добро ведун, — что случится, коли и мудрый Аркаим нас вдвое наградит? На одно суденышко, из тех, что мы видели, столько добра не влезет, а с двумя кораблями мы сами вчетвером не управимся. Ведь бросать добро придется, Любовод. Вот как есть бросать!

— Ты за это не бойся, — успокоил сотоварища купец. — Было бы добро. А уж как доставить, завсегда придумаем.

Путники спустились к ручью, прокатились по податливо перекатывающимся по руслу камушкам, привычным путем свернули налево, выкатились на отмель и…

— Вот вы где, изменники!!

По песку нетерпеливо гарцевали с десяток черных смолевников с Сарычем во главе.

— Ты что несешь, несчастный? Какая измена? Мы принесли победу!

Ведун говорил, а глаза его привычно оценивали противника: пик нет, только мечи и щиты. Это хорошо, значит, копейного удара можно не бояться. Бойцов немного, а первые полсотни мертвецов уже вышли вслед за Серединым, хоть сейчас разворачивай. Да еще полторы сотни вслед за обозом вот-вот выкатятся. Слабоват ныне Сарыч. Видать, в дозор выехал, только и всего.

— Какая победа, коли мудрый Аркаим от гнева не находит себе места!

— Ты что-то путаешь…

— Нет, чужеземец. Правитель настолько разгневан, что покинул дворец и прибыл сюда, к тебе навстречу!

Всадник отъехал в сторону, освобождая Олегу путь, и ведун увидел впереди, на том берегу, застывшего у кромки воды хозяина горного дворца. Только теперь стало ясно, кого напоминал пленник. Правители разных берегов реки походили друг на друга, как кровные братья.

— Как ты оказался здесь, чужеземец?! — Не дожидаясь, пока Олег переправится, грозно спросил хозяин гор. — Я видел через кумаев, как ты разгромил гнусного предателя, как наступал на столицу… Но почему ты остановился? Почему бросил войско и повернул назад? Почему не отвечаешь на мои призывы?

— Подожди, мудрый Аркаим, — растерялся ведун. — Ты ведь сам приказал возвращаться!

— Когда?! Этого не было!

— Когда мы захватили Раджафа! Ты сам приказал доставить его сюда!

— Я не смог поговорить с тобой ни разу с начала битвы, чужеземец!

— Тогда с кем я говорил?

— А с кем ты мог говорить, находясь в сердце чужой страны, рядом с ее правителем, имея лишь крохотный туктон, в то время как вокруг лежали священные камни, в тысячи раз большие и намоленные. Разумеется, ты разговаривал со мной…

Олег осекся. Ему не понадобилось оборачиваться, чтобы понять, кому принадлежит этот голос.

— Это ты, брат… — прошептал мудрый Аркаим, однако слова его громом пронеслись над рекой.

— Это ты, брат, — эхом отозвался великий Раджаф. — Я так и думал, что ты остался прежним. Ты никому не доверяешь, ты всех обманываешь и всех боишься. Ты всегда страдал от этого, но так и не избавился от подобных привычек. Меньше надо было молиться Итшахру, брат, и тебе легче было бы жить с людьми.

— Ты кое-чего не замечаешь, брат, — растянул губы в пародии на улыбку Аркаим. — Ты видел, кто бился с твоими слугами? Пророчество сбывается. Итшахр получил первую силу.

— Это только начало, брат. — Великий Раджаф тоже подошел к самой кромке воды, и между правителями словно пробежала искра, заставившая белые барашки на мелких речных волнах превратиться в крохотные льдинки, уносимые вниз по течению. — У тебя ничего не получится. Ты настолько отдался злу, что совершенно не способен сотрудничать с людьми. Ты ведь так и не сказал этим храбрым, но наивным чужеземцам, ради чего затеял эту войну. Только поэтому они с такой легкостью поддались на мою уловку. Ах, как они радовались, когда брали меня в полон, как гордились победой! — рассмеялся пленник. — Это было так забавно! Я сказал, что война окончена, что меня нужно доставить к твоим ногам — и они поверили. А еще, брат, ты побоялся рассказать им, как можно лишить тебя и меня магической силы. Побоялся, что свое знание они обратят против тебя. Ты им не поверил. А в результате твои воины не догадались снять с меня этот хрусталь…