Вечность сумерек, вечность скитаний - Сергей Станиславович Юрьев Страница 50

– Ну, и многих разбойников ты прикончил? – с усмешкой поинтересовался капитан, опустив ладони на лежащие перед ним горы грамот, указов и рекомендаций, похожих на ту, что была в руке у Трелли. – Нам в дворцовую стражу нужны не просто люди, преданные трону, но умелые бойцы, испытанные в боях. Мы не можем доверить охрану государя молокососам, у которых даже усы не растут.

– Испытайте меня, сир, – предложил Трелли. – Я готов скрестить клинки с кем угодно! Редкий из гвардейцев сможет устоять против меня.

– Хвастунишка. – Капитал быстрым движением выхватил из руки Трелли рекомендацию, сломал печать и развернул свиток. – Много ты знаешь о гвардейцах…

"…кого попало я бы не прислал. Этот юноша – прекрасный воин, и его преданность государю не знает границ. На последнем турнире в Маргонне Тео ди Тайр сразился с двумя профессиональными гладиаторами, и оба они едва ли когда-нибудь выйдут на арену. Он крепок телом и духом, но это не мешает его склонности к изящным искусствам – он дивно играет на лире и знает множество героических баллад, повествующих об эпохе истребления альвов, его пение способно усладить слух сколь угодно высокопоставленных особ. Тео ди Тайр имеет девять поколений благородных предков, и, хотя никто из них не достиг слишком высокого положения, все они верно служили Империи, и большинство сложило головы на полях сражений. Уверен, если командование имперской гвардии сочтёт возможным пойти навстречу…"

– Это чудило, твой сир Конрад, и раньше был со странностями, а теперь у него, похоже, на старости лет совсем крыша поехала… – Капитан не успел закончить фразы, как стол, заваленный свитками, за которым он сидел, распался надвое под ударом тяжёлого меча.

– Сир, не смейте! Я не позволю оскорблять… – Трелли стремительным движением загнал меч обратно в ножны. – Извольте ответить. Где ваш клинок?

Капитан задумчиво почесал подбородок, уже с некоторым интересом разглядывая нахального юношу.

– Вот это другой разговор. – Он отбросил в сторону обломок столешницы, упавший ему на колени и поднялся с шаткого табурета, опираясь на стоящую рядом с ним буковую трость. – Рекомендации рекомендациями, а я хотел сам убедиться, что ты чего-то стоишь. Ты прав – такого никому спускать нельзя. Не взирая на чины… Да!

– Так я принят? – Трелли ещё не поверил в собственную удачу. К тому же, он был несколько смущён тем, что только что пытался вызвать на поединок хромоногого инвалида.

– Пожалуй… Знаешь, эта скотина, мажордом, требует, чтобы в дворцовую стражу принимали только красавчиков, вроде тебя. А где таких напасёшься – чтобы и красавчик, и толковый, и не трус… Мало таких, но ты нам подходишь.

– Я бы предпочёл…

– А тебя никто об этом не спрашивает! Куда скажу, туда и пойдёшь. И радуйся, что хоть так получилось. – Капитан ткнул новобранца тростью в грудь. – Десять дорги в месяц, завтрак и обед – от щедрот государя, мундир – за свой счёт, отдельная комната в гвардейских палатах. Служба, в мирное время – сутки через двое. Видел – у меня в приёмной за конторкой писарь стоит? Скажи ему, чтобы патент тебе оформил. Я подпишу. Потом пусть сюда зайдёт – вот этот хлам прибрать и спалить на заднем дворе. – Капитан пнул деревянной ногой ворох свитков, придавленных к полу обломками стола.

До сих пор всё складывалось удачно, слишком удачно. Временами казалось, что сами боги подстилали соломки там, где была опасность оступиться. Иногда от этого становилось даже как-то не по себе – учитель Тоббо не раз говорил: в чрезмерном везении таится подвох, а слишком лёгкие пути могут привести в западню.

Прошло всего-то чуть больше года с тех пор, остров на болоте, последняя земля, населённая альвами, затерялась среди чахлых низкорослых зарослей и клочьев серого тумана, а один из фрагментов картины, написанной когда-то чародеем Хатто, уже лежит под его кроватью, занимающей почти половину крохотной комнатки в гвардейских палатах. Да и второй – вот он, рядом, стоит сделать лишь несколько шагов, протянуть руку, и можно прикоснуться к мраморной стене легендарного Кармелла, великого города, которым некогда владел славный Горлнн-воитель, великий альв, которому показался тесен собственный мир. Но делать этого нельзя… Тронный зал даже ночью охраняет изнутри дюжина стражников, и все искоса поглядывают друг на друга, не смея без команды даже переступить с ноги на ногу. Стоит сделать подозрительное или просто неловкое движение, и, когда на пост заступит новая смена, последуют долгие разбирательства, а потом виновного могут с позором выгнать из дворцовой стражи и гвардии, если, конечно, сочтут, что виной всему неловкость или отсутствие выдержки. Если повезёт, могут отправить в какой-нибудь пограничный гарнизон, а если кто-то заподозрит в лишних движениях стражника злой умысел, можно вообще лишится всех прав, быть вычеркнутым из Реестра Благородных Домов Империи, подвергнуться публичной порке, а потом оказаться в каком-нибудь каторжном поселении. Нет, до этого, конечно, не дойдёт – после первого же удара хлыста из раны выступит голубая кровь, и тогда можно будет рассчитывать лишь на место в личном императорском зверинце.

С самого дня падения Альванго никто из альвов не видел стен Кармелла… Полотно не истлело, краски ничуть не потускнели, и казалось, что этот клочок чудного видения может ожить в любое мгновение. Почти все канделябры погашены, но по высокому мраморному своду растекался мягкий свет, который излучает сиденье трона. Люди – странные существа… Многие из них ещё верят, что, пока император своим седалищем попирает родину бывших поработителей, никто и ничто не сможет угрожать Империи, и народ будет вечно благоденствовать под светлым скипетром Доргонов, потомков славного Гиго-победителя альвов. Большинство гвардейцев, служащих в дворцовой страже – младшие отпрыски древних родов, которым в наследство досталось лишь собственное имя в Реестре. Каждый из них запросто перегрызёт глотку ближнему своему, чтобы выслужиться. Здесь, во дворце, самый мелкий донос ценится несравненно дороже, чем героизм на поле брани, а значит, не стоит рисковать – прикосновение к обрывку святыни альвов не приблизит к цели, а если когда-нибудь представится случай вынести отсюда этот самый охраняемый фрагмент картины чародея Хатто, то с остальными, возможно, будет проще. Но об этом пока лучше не думать…

Барабанщик, стоящий, вытянувшись в струнку, в центре зала, дважды ударил в барабан и чётким, отработанным годами движением перевернул песочные часы, венчающие высокую бронзовую подставку. Значит, нужно повернуться кругом, щёлкнуть каблуками и переложить лёгкую парадную секиру с левого плеча на правое. Ещё одна порция песка медленно перетечёт из верхней колбы в нижнюю, и придёт смена… Но пока надо стоять неподвижно, как памятник самому себе, стараясь даже не мигать. Шевеление век не воспрещается уставом, но и не приветствуется начальством как препятствующее бдительности стражника, находящегося при исполнении. Если бы Трелли не обладал умением отрывать сознание от ощущений тела, умением, без которого было бы невозможно проникать в призрачный мир, то новобранец императорской гвардии Тое ди Тайр едва ли сумел бы выдержать испытание, дающее почётное право нести караул во внутренних покоях, в дюжине шагов от трона. Но что толку от такой близости, если нет никакой возможности сделать следующий шаг… Может быть, устроить переполох? Указать на какую-то тень, которая якобы мелькнула среди ветвей зимнего сада? Но обман вскоре откроется, если там никого не обнаружится. А если тень действительно мелькнёт? Не так уж и трудно, стоя вот так, словно каменный истукан, действительно проникнуть в призрачный мир и вытащить оттуда какую-нибудь безобидную тварь устрашающего вида. И никому в голову не придёт, что к её появлению может быть причастен один из стражников, ничем не отличающийся от других. Об этом, пожалуй, стоит подумать… Но паника и суматоха едва ли дадут возможность вынести трон из дворца, тем более что он, похоже, сделан из морёного дуба, и едва ли спина выдержит такой груз… Итак, ответа нет, есть лишь время подумать. Впрочем, ничто не мешает прямо сейчас проникнуть в призрачный мир и там поискать ответ. Главное – чтобы глаза остались открытыми, пока это тело останется без хозяина…