Сияние твоего сердца - Мария Линде Страница 50

На секунду я снова вспоминаю свое детство. О, чувство бессилия мне знакомо. Но именно оно тогда подсказало мне, что нужно вести себя по-другому, быть похожей на других хотя бы с виду. Затаиться, чтобы выжить.

– Это Герцен рассказала вам о нас? О дискордах?

– Не совсем. Точнее, от нее я узнал подробности, но истории о вас я слышал и раньше.

– И не хотели стать ментором? Вам же нравится помогать другим, вы же доктор…

Он снова смеется – и снова что-то ускользает от моего внимания, зыбкое, как дым.

– Все, уговорила. Пошли есть.

В коридоре я наталкиваюсь на сонного Ливня, без футболки и босиком бредущего в ванную, он смешно прикрывается руками, как будто его застали совсем голым. Вскоре мы все вместе садимся за стол. Теперь я почти уверена, что Асиано владеет какой-то магией – если богам в их небесной обители не подают по утрам такую фриттату, то я вообще не знаю, на чем держится этот мир.

– Сэйнн, не убивай его, если что, – бормочет Ливень, запихивая в рот еще один кусок запеканки. – Он хорошо готовит, он может быть нам полезен.

– Подумаю, – серьезно обещаю я.

* * *

– Что изменится, когда мне введут эликсир? – спросила я у Герцен перед самым первым Ритуалом. – Я потеряю свою силу?

– Нет. Ты по-прежнему сможешь причинять людям вред, используя свою тьму. Но ты будешь относиться к ней по-другому. Почти как человек.

– Как это – почти? Я не понимаю.

Мы сидели с ней на террасе маленького кафе и ели мороженое. Мне как раз принесли что-то невообразимо прекрасное – высокий стакан, полный ванильных шариков с ломтиками дыни и свежей клубники. Хотя кафе находилось почти в центре Рима, туристов здесь не было – судя по всему, мало кто, кроме местных, знал о нем. Было так хорошо сидеть здесь, никуда не спешить и наслаждаться вкусным десертом. Я смутно понимала, что могу это делать только потому, что я чем-то опасна. Но главная суть самой сделки пока от меня ускользала, и это тревожило.

– Ты научишься смотреть на то, что делаешь, глазами других людей и понимать, что можешь причинить им боль. – Герцен отпила кофе, поставила маленькую изящную чашку обратно на блюдце. Белая керамика была почти такого же оттенка, как ее гладкая, сияющая кожа. – Ты начнешь понимать, когда агрессия излишня, а когда оправданна, потому что тебе необходимо постоять за себя или за кого-то еще. В основном люди так и поступают.

– Правда? – Я размешала ложкой клубничный сироп, на белоснежной горке появились цветные разводы. – Разве не только дискорды могут быть бездушными?

Герцен улыбнулась:

– Нет, конечно. По большому счету каждый сам выбирает свое место на шкале тьмы.

– Но ведь в той статье написано иначе…

Я не люблю противоречия, они меня настораживают и злят. Мне нужна определенность. Черное и белое. Свет и тьма. От полутонов у меня рябит в глазах и картина мира теряет четкость. Почти человек. Не уверена, что это хорошая идея.

– Знаешь, Сэйнн, еще до того, как я решила учиться на психолога, уже в старших классах школы, я хотела стать актрисой, – вдруг сказала Герцен. – Сейчас не думаю, что мне подошла бы такая жизнь – я не люблю разъезды и излишнее внимание, но тогда меня просто захватила эта идея. Мне представлялось, как я буду играть главные роли, давать интервью и блистать на красной дорожке. У меня действительно были кое-какие способности, поэтому меня приняли на курсы при театре в нашем городке, и довольно скоро я даже получила роль второго плана, потом еще одну… Потом однажды я прошла кастинг на съемки в рекламе газировки – там был сюжет с подростками, а после выхода рекламы меня заметило одно агентство и предложило попробоваться на роль в молодежном сериале. Я приехала в столицу и две недели, пока шел отбор, жила в общежитии с другими ребятами. Нам было весело вместе, но я скоро поняла, что обстановка мне неприятна – почти все в лицо улыбались и любезничали, а сами смотрели, как бы пробиться и обойти остальных. После финальных проб я оказалась в списке претендентов на главную женскую роль еще с одной девушкой, Джессикой.

Она была не то чтобы очень талантливая, но напористая, про нее все говорили, что она по головам пойдет, и я уже видела, что жюри склоняется в ее сторону. А я очень хотела, чтобы роль досталась мне, и хотя бы просто из принципа не хотела ей уступать. Отношения между нами стали очень натянутыми, она открыто не делала мне плохого, но я то не могла найти свою одежду перед съемками, то моя зубная щетка вдруг оказывалась рядом с ершиком для унитаза. В последний вечер мне понадобились прокладки, и я решила ни у кого не просить, а самой сбегать в большой магазин, который работал до десяти вечера. И, когда я возвращалась обратно в общежитие, в одном из переулков я увидела Джессику – два здоровых парня схватили ее и волокли в сторону машины. Она не сопротивлялась – наверное, от ужаса. Я стала кричать и звать на помощь, нас заметил кто-то из редких прохожих, парни бросили ее прямо на асфальт и уехали. Она была пьяна и в синяках, губы разбиты, но ничего серьезного. Оказалось, она познакомилась в баре с какими-то ребятами, а потом потеряла контроль над ситуацией. Никогда не забуду, что мне сказали ее подруги после того, как ее увезли в больницу, а я вернулась в общежитие и обо всем рассказала: «Сара, ты упустила свой шанс. Джессика бы свой не упустила». И они были правы. Я могла бы спрятаться и сделать вид, что ничего не видела, – что бы ни произошло дальше, от конкурентки я бы избавилась. Возможно, с этого началась бы моя карьера, кто знает. Но я даже не дождалась результатов проб – рано утром я собрала вещи, позвонила родителям и уехала. Я вдруг поняла, что могла бы быть на месте Джессики и мне бы никто не помог – она оставила бы меня на растерзание, чтобы получить роль. Но один этот случай не делает ее монстром, а меня святой – мы каждый раз заново выбираем, кем быть. Тьма всегда рядом. Человек с наполовину темным сердцем всегда может выбрать тьму, и даже лампирид может ее выбрать. Ты дискорд, и тьма в тебе безусловна, она подсказывает тебе выбор, заставляя действовать в ее пользу. Эликсир даст тебе больше выбора. Это нельзя в полной мере назвать душой, но это поможет тебе выживать и добиваться своего, не губя других.

Герцен замолчала и отпила воды из запотевшей рюмки. Слушая ее рассказ, я даже забыла про мороженое и теперь снова принялась за него, поэтому некоторое время мы молчали. Потом я спросила:

– Джессика получила ту роль?

Она кивнула:

– Да. Но сериал не имел особого успеха, она потом снялась еще в паре короткометражек, и больше я ничего о ней не слышала. Видимо, не везде можно пройти по головам. Хочешь шоколадный коктейль, Сэйнн?

Потом я еще несколько раз заговаривала с Герцен об эликсире, но она так ничего мне и не рассказала. После того как ее руки с безупречным маникюром ввели мне в вену иглу и по моей крови растеклась золотистая жидкость, я не сразу заметила, что моя жизнь изменилась. Поначалу только сердце билось ровнее, звуки вокруг были не такими резкими, а цвета стали менее яркими, но более приятными для глаз – странный эффект, похожий на фильтр в «Лайтруме». Я по-прежнему не понимала большинства человеческих чувств и училась распознавать их по книгам и видеолекциям, которые Герцен мне присылала. Я не скучала по Ливню, не искала дружбы с одноклассницами, и мне не хотелось, чтобы мать меня обняла и поцеловала, – меня вполне устраивало то, что она со мной почти не разговаривает. Но я стала внимательнее относиться к своим поступкам и сдерживаться, когда мне хотелось кого-нибудь наказать, не устраивала ссор просто чтобы развлечься. Как будто мое темное сердце оплели тонкие золотые нити и оно стало излучать пусть слабый, но все-таки свет. И этот свет не принадлежал мне, он был не моим, я чувствовала это – моя тьма поглощала его слишком быстро. Но все же он был, и он не давал мне переступить грань. Я не переставала гадать, откуда же он берется, но на мои вопросы Герцен не отвечала, а другие дискорды сами ничего не знали.