Полукровка - Тимур Туров Страница 50

– А ты?

– Я знаю о твоем даре, – быстро заговорила Лейла. – Я могу многому научить тебя. Очень многому. Ты думаешь, что если ты научился видеть сквозь Пелену и подпитываться от источника, то что-то знаешь? Нет. И я могу помочь тебе понять себя. Хочешь, я расскажу тебе все о реальном мире? Он же ничего тебе не объяснил, не рассказал, даже не показал. Москва набита чудесами и тайнами. Ну а ты в ней, как слепой котенок, я же вижу. Хочешь, я расскажу тебе про твои сны?

Она была яростна и искренна. Во всяком случае, сейчас. Отец говорил немного, напускал на себя значимость. Мать говорила резко и обещала рассказать все. И в этой резкости и искренности было больше значения, чем в отцовских замалчиваниях.

– Ты спрашиваешь, что я хочу? Я хочу, чтобы ты остался здесь. Дома. Я хочу, чтобы ты не предавал свою кровь. Я могу сделать из тебя мага. Великого мага, одного из лидеров землячества. Хочешь?

– Нет, – покачал головой Володя. – Я хочу домой. Меня папа с мамой ждут.

– Эти люди для тебя никто.

– Эти люди для меня все.

Скулы матери окаменели, делая лицо жестким и лишая мягкой красоты. Глаза налились тяжелым багрянцем, словно закатное небо. Володя приготовился к самому худшему, чувствуя бурю, но бури не случилось.

– Иди, – кивнула она, хотя глаза так и остались кровавыми. – Но обещай подумать о нашем разговоре. Ты нужен северо-западному землячеству. Землячество нужно тебе. Один ты теперь не выживешь.

Володя кивнул и направился к двери.

– Шакал тебя отвезет, – догнал его властный голос.

Дверь тихо хлопнула. Лейла до скрипа стиснула зубы, давя ругательства, готовые сорваться с языка.

Чего этот бездарный фигляр, обожающий шляпы и плащи, наговорил мальчишке? Почему тот так ведет себя? Что Ник обещал ему? За что купил? И откуда мальчишка обладает такими знаниями?

Джинна посмотрела на выцарапанный на красной яблочной шкуре символ. Такой магией, как она узнала, в Москве не владеет сейчас никто. Нечто очень странное. Значит, либо он общался с кем-то, кто передал ему секрет, либо сумел считать его с ноосферы. Маг-провидец. Причем сильный маг и сильный провидец. Такие рождаются раз в тысячу лет. И родила его она. Так почему он теперь не с ней?

Лейла стиснула яблоко и со злостью метнула через комнату. Спелый плод с невероятной скоростью, словно им выстрелили из пушки, вмазался в стену. Хлопнуло. По обоям растеклось мокрое пятно. Разбившиеся в лепешку яблочные останки медленно поползли вниз, отклеились от стены и шлепнулись на пол.

Ярость схлынула, к ней вернулась способность трезво мыслить. Она подошла к зеркалу, улыбнулась. Мягко, лучисто. И глаза, такие же мягкие и лучистые, снова искрились золотом.

– Сальваторе!

Дверь распахнулась мгновенно. Преданный помощник возник на пороге.

– Скажи, пусть здесь уберут, – кивнула она на размазанное в сопли яблоко. – И продолжайте за ним присматривать. Только так, чтоб он этого не видел. Мне нужно знать обо всем, что с ним происходит.

* * *

Тинек стоял возле машины и щурился на солнце, словно был котом, а не собакой. Ворота все еще оставались открытыми, а может, их просто открыли заново. Так или иначе, от дома Володя зашагал к ним, а не к стоянке.

Оборотень свистнул, но Володя не обратил на свист никакого внимания. Вышел за ворота, прошагал до Рублевки и пошлепал в сторону Москвы. «Опель» Тинека догнал его довольно быстро. Квакнул клаксоном.

Володя обернулся на звук, но никак не отреагировал. «Опель» взревел мотором и, обогнув идущего по обочине человека, рванул вперед. Володя было порадовался, что предатель уехал, но Тинек, проехав метров триста, свернул на обочину и остановился.

Когда Володя поравнялся с машиной, оборотень уже ждал его снаружи.

– Садись, отвезу.

– Иди в жопу, – буркнул Володя, чувствуя, что в голосе звучит детская обида.

– Не дури, – преградил дорогу Тинек. – До города далеко, на улице не май-месяц. И я тебе не враг.

Володя остановился. Оборотень кивнул на распахнутую дверцу.

– Садись, скорее, пока гаишники не нарисовались. Они здесь дикие и оперативно реагирующие.

Володя на секунду задумался. С другой стороны, какого черта? И он молча сел на переднее сиденье. Оборотень приободрился. Скалясь, сел за руль, проверил, что пассажир пристегнут, и неспешно покатил в сторону города.

Рублевка неторопливо наматывалась на колеса. Володя молча таращился на заснеженно-слякотный пейзаж.

– Кончай дуться, – не выдержал молчания Тинек. – Я ведь тебе ничего плохого не сделал.

– Угу. Только обманул, – фыркнул Володя. – Я думал, у вас, собак, стая превыше всего.

– Я не собака. Я шакал. И если уж на то пошло, я не думал, что у вас, магов, бывает столько сантиментов. Мне казалось, что вы более прагматичны.

– Я в первую очередь не маг, – в тон оборотню отозвался Володя. – Я человек.

– Это не одно и то же?

– Для меня – нет. Все маги, каких я встречал, даже если и были людьми, вели себя как нелюди.

– Как скажешь, – согласился Тинек и поспешно сменил тему: – Она тебе объяснила что-то?

Володя мотнул головой:

– Мне не нужны ее объяснения.

– Ты же хотел знать...

– Теперь не хочу, – оборвал Володя. – Вообще ничего не хочу. Мне не нравится эта ваша магия и все, что с ней связано. С тех пор, как я во все это влип, у меня появились отец, мать и друг. Отец играет в заботу и любуется собственным величием. Он себя не ведет, он себя позиционирует. Мать отрицает все человеческое, да и человеком не является. Оба чихать на меня хотели, но я им нужен. Думаешь, мне это нравится? Ни фига ни разу.

– А друг? – полюбопытствовал оборотень.

– А друг, – эхом отозвался Володя, – оказался шакалом.

Тинек смолчал. Только смотрел, как прикованный, за дорогой и скалил зубы.

С Рублевки нырнули под мост, пошли по кругу и выехали на Крылатские Холмы. Тинек довез пассажира до подъезда, но всю оставшуюся дорогу был молчалив и непривычно мрачен.

«Опель» остановился. Володя отщелкнул ремень и посмотрел на оборотня.

– Слушай, а все-таки ты на кого работаешь? – спросил вдруг.

– А что? – окрысился Тинек.

– Так... просто любопытно, кого ты предаешь, отца или мать?

– Что за мания искать предателей и лезть всюду со второсортной моралью и сантиментами? – с лающими нотками заговорил Константин. – Я никого не предаю, хотя бы потому, что я никому во вред не действовал. Даже тебе. И я никому не служу. Ни Нику, ни Лейле. Знаешь почему? Потому что я служу себе. И только себе. Я – одиночка.

– А отец говорил, что вы живете стаями и по закону стаи.