Игры с огнем. Там же, но не те же - Яна Ясная Страница 5

Визит домой удался. Сразу после приезда, дав только разместить гостей, меня вызвал к себе отец, и кратко, но исчерпывающе напомнил мне о моих обязательствах. Когда он закончил, я на всякий случай уточнил:

– Мама?

Отец взглянул на меня с интересом:

– Мама.

Я вздохнул.

– И как она догадалась?

Во взгляде отца отчетливо мелькнуло сочувствие:

– Кто ж их, женщин, разберет?

Вот это-то мне как раз было сейчас очень понятно. Когда отец отпустил меня, разрешив вернуться к друзьям, я, уже почти выйдя из кабинета, не удержался:

– Пап, ну я уже понял, что из всяких там высоких соображений она не подходящая. А сама-то она как вам?

– Пока не знаем, – хмыкнул отец. – Служба безопасности еще работает.

Я не удержался от понимающе-грустной улыбки и попросил:

– Ну вы не судите сходу. Присмотритесь – вдруг, она и ничего?

Отец вздохнул, постучал ручкой по крышке рабочего стола в раздумьях и велел:

– Задержись.

Кивком указал мне на диван, и я без споров сел, куда велено. Отец потер подбородок, и задумчиво проговорил:

– Ричи, не знаю, обращал ли ты внимание, когда рассматривал свою магико-генетическую карту, на такой показатель, как уровень магического контроля. Он динамический, и рассчитывается не только для конкретного мага, но и для генетической линии. Его еще называют показателем Веллера. Оценивает надежность природных щитов по шкале от ноля до десяти, и рассчитывается только для представителей аристократических магических родов – у остальных просто нет такого встроенного предохранительного механизма. Потому что у остальных и сила не такая…

Я неопределенно пожал плечами. Нет, про свои недостатки я все знал, но не был уверен, что дословно помню теорию и не совсем понимал, к чему она мне сейчас. Отец кивнул и продолжил:

– Такие расчеты с неплохой точностью предсказывают, насколько проблемным будет магическое становление ребенка. Понимаешь, сынок, – он сел рядом со мной на диван, – этот показатель – динамический. Он должен колебаться от потомка к потомку, то повышаясь, то понижаясь. Когда он высокий, выше семи единиц – это хорошо. Очень хорошо. Когда растущий – тоже хорошо. Но когда он долгое время высокий или постоянно растущий – это очень хорошо для конкретного человека, но скверный признак для генетической линии в перспективе.

– Потому что это чревато резким обвалом? – предположил я.

– Да, – кивнул отец. – До критически низкой величины. В таких случаях величину показателя у потомков корректируют браком с подходящей партией. Именно поэтому у аристократов, прежде чем заключать помолвки между детьми, сравнивают их генетические карты, делают расчеты и прогнозы. Это не дань стародавней, изжившей традиции, это забота о безопасности детей и внуков.

Он помолчал и продолжил:

– Когда я родился, показатель Веллера у меня был низким, не доходил даже до пятерки, да еще и в понижающейся динамике. И, по уму, для брака мне бы следовало выбирать девушку из числа аристократок с хорошим прогнозом и растущей динамикой… – Он взъерошил волосы и, словно извиняясь, произнес: – Но я встретил твою маму. В маме нужной крови не было вообще. Улучшить мою генетическую линию она не могла. Нам прогнозировали проблемных детей, расчет по продолжению рода был… скверным. В среднем – от четырех до трех с половиной единиц показателя Веллера, возможно, даже три единицы, что уже очень-очень серьезно. И опасно. Это были наиболее вероятные показатели. А мы их проскочили, и получили два полярных, прямо противоположных значения из всех возможных – Мэнди с ее растущей семеркой и тебя. С полным нолем по шкале Веллера, но полноценным родовым магическим даром. То, что ты пережил младенчество – это чудо. И огромный труд всей семьи… Ноль – это удача в нашем случае. Ноль – это возможность навести щиты извне, запитав их от родственников, согласных нести это бремя. Сковать твою силу, и потихоньку отпускать по мере твоего взросления. Если бы у тебя была хотя бы единица – номер бы не прошел. Твои собственные щиты конфликтовали бы с наведенными конструктами. Понимаешь, о чем я говорю?

Я молчал. Я понимал.

Я помнил.

– Нам все же с тобой повезло. Пусть природные щиты у тебя отсутствуют, зато здоровое родовое упрямство и сила воли Кейт Сеймур, – он тепло улыбнулся, – в наличии и боеспособности. Нам говорили, что, вполне вероятно, сдерживать твою силу придется кому-то едва ли не всю жизнь. Но ты превзошел все наши ожидания. Признаться, наставники Андервуда были в ужасе, когда мы вознамерились подсунуть им родового мага с нулем по шкале Веллера, но ты с блеском прошел все экзамены, и у них не было выбора. Именно поэтому мы с мамой никогда не вмешивались в твое магическое развитие, ты лучше всех нас вместе взятых знаешь, как избежать опасных ситуаций. Но…

Отец вздохнул.

– Просто сейчас речь идет не о тебе. Вернее, не только о тебе. Мы возвращаемся к тому, что у тебя врожденные щиты отсутствуют, как у самого обычного мага. Возможно, сейчас ты об этом не задумываешься, но тебе нечего передать своим детям. Их защитные механизмы будут полностью зависеть от их матери. А вот сила… Сила у них будет наследственная. Родовая. Ее ты воспринял в полной мере. Та же Мэнди будет куда слабей, когда подрастет.

Я молчал. Отец смотрел сочувствующе. И, кажется, виновато. Да нет, бред. За что ему чувствовать вину? Передо мной-то точно не за что. За то, что они меня родили, что ли?

– Прости, сынок. – Я изумленно поднял голову. – Получается, что ты заплатил за наше с мамой семейное счастье.

Я хмыкнул и даже позволил себя обнять.

– Да ладно, пап. Ну чего ты? – Посчитав нежности достаточными, я попытался вывернуться, но меня только крепче стиснули. – Я-то уж точно не в претензии!

А теперь, когда все расползлись по комнатам, я мрачно валялся на кровати со взятой наугад книжкой. Сегодня со мной сочли необходимым поговорить все старшие родственники. И, честное слово, лучше бы не делали этого – если отца я хорошо понимал, и понимал, как непросто ему дался этот разговор, то бабушка с дедушкой… Беседы с ними оставили после себя яркое, свербящее раздражение. Отлично, я понимаю, что эти люди меня любят. Но…

Пока что отставала только мама. Ее я и ждал, мрачно перелистывая любимый в детстве приключенческий роман.

С мамой у нас шло позиционное противостояние со времен моего поступления в Андервуд – с того самого момента я считал, что я уже взрослый, и меня не нужно навещать перед сном, чтобы подоткнуть одеяльце, а мама категорически отказывалась это признавать. То есть, она вполне согласна была признать меня взрослым, но требовала аргументировать, почему это противоречит вечерним посещениям?