Анабиоз - Алексей Гравицкий Страница 5

Как и с борзой.

Возле машины Борис остановился, прислушался. Я тоже невольно замер.

Солнце опять скрылось за пухлыми, будто сделанными из ваты облаками, и усилившийся ветер принес обрывки фраз. Что именно говорили, разобрать не представлялось возможным, но на этот раз у меня не возникло сомнений: речь была человеческая.

— Вроде там бормочут, — кивнул Борис в сторону опрокинутой фуры. — Пока обождем. Хрен знает, что у них на уме.

Он положил лопатку на крышу, с хрустом открыл заднюю дверь и полез в салон. На дорогу посыпалась ржавая труха, с порога свисла оборванная резиновая прокладка.

— Ты где был? — спросил я, хотя на языке вертелись совсем другие вопросы.

— На разведку ходил, — буркнул он, продолжая копошиться на сидении. Его летние брюки тоже обветшали и местами разошлись по швам. — Потом тебя спасал.

Слова вроде бы не были обидными, но где-то возле желудка привычно кольнуло. Борис обожал в любой ситуации поставить собеседника в зависимое положение. А уж меня — старшего брата, не добившегося в жизни карьерных высот, — просто-таки считал своим долгом пошпынять при первом удобном случае.

Он, наконец, закончил рыться в салоне и выбрался наружу. Сунул под мышку портфель с документами, протянул кожаный футляр с моими очками и аптечку.

— Держи. Йодом мажься и бинтуйся, если марля не сгнила.

Последняя фраза, как удар хлыста, вернула меня в пугающую реальность. Я повесил футляр на шею, взял аптечку и повертел головой, переводя взгляд со сгоревшего бензовоза на оплетенный вьюнком столб, и обратно. Ветхий скелет водителя продолжал равнодушно скалиться через осыпавшееся лобовое стекло…

— Ты понимаешь, что здесь произошло? — обронил я, запоздало соображая, насколько глупо прозвучал вопрос.

Но Борис, вопреки ожиданию, ответил без издевки:

— Ни хрена я не понимаю. — Он нахмурился. Взгляд стал цепким и колким. Лоб прорезала глубокая вертикальная морщина, какую редко увидишь у тридцатилетнего человека. — Ясно одно: мы долго провалялись в отключке.

— Не просто долго, — поправил я. — Очень долго. Судя по…

Я не нашелся, как закончить фразу. Просто махнул рукой за спину, показывая на ужасающий пейзаж.

— Ага, — подхватил Борис, толкуя жест по-своему. — Я тоже видал, как дерево через асфальт растет. Что последнее помнишь?

— Выехали из туннеля, ты подрезал кого-то. — Я потер лоб, вспоминая. — Всё. Дальше — как отрезало.

— Та же фигня, — согласился Борис, отвинчивая крышку бака и нюхая. — Бензина нет.

— Как нет? — тупо спросил я.

— Так. Выдохся, наверное.

— Не может быть. Ерунда какая-то.

Я говорил в пику фактам лишь потому, что рассудок был не готов признать очевидное. Мне все еще сложно было поверить в то, что нас каким-то невероятным образом перебросило в будущее. В странное будущее, словно бы искаженное…

Борис некоторое время сверлил меня взглядом, будто подозревал, что я знаю больше него, но не хочу делиться. Потом, видимо, усек, что я просто-напросто растерян, и отвернулся. Почесал в коротко стриженом затылке, неопределенно хмыкнул.

— Как думаешь, что с нами случилось? — осторожно спросил я.

— Не знаю, — отозвался он, подходя к кабине бензовоза и заглядывая внутрь. Меня снова замутило. — Где в грузовиках инструменты обычно? Под сиденьем, что ль…

Я не ответил. Борис поворошил что-то внутри кабины, выругался и спрыгнул со ступеньки. Достал зажигалку, пощелкал, вхолостую высекая искры.

— И сигареты ек, — зло сообщил он, убирая бесполезный предмет в карман ветровки.

— Если мы попали в будущее, то как объяснить все это… запустение? — проговорил я, сам не понимая, кому задаю вопрос, себе или Борису.

— Не знаю.

— Если предположить, что у нас коллективная потеря памяти, то…

Я запнулся.

— Откуда все это запустение, — закончил Борис. — Слышал про летаргический сон?

— Отпадает, — покачал я головой. — Слишком долго получается. Даже по самым скромным прикидкам, дереву, которое на дороге проросло, лет пять.

— Зато многое объясняет, — задумчиво сказал Борис. — К примеру, волка, который тебя чуть не сожрал.

— Ничего это не объясняет, — опять возразил я. — Почему мы не состарились? Почему зимой не перемерзли? Почему нас тупо черви не сожрали? Кстати, чтоб на Киевском шоссе волки завелись, надо всю экологию перекосить. Не Подмосковье. Гораздо шире. А тут всего лишь местная…

Я осекся.

Сердце заухало. В голове зашумело, в конечности вернулось покалывание.

Я рефлекторно поежился.

Кусочки мозаики окончательно сложились в картину.

Повсюду, насколько хватало глаз, темнели безжизненные машины, растения буйствовали так, словно их развитие ничто не ограничивало на протяжении многих лет, там и тут щебетали птицы. Воздух был чист и прозрачен — ни выхлопных газов, ни пыли, ни той надоевшей матовой дымки, которая висит над крупными городами.

Аптечка вывалилась из ослабевших пальцев и с глухим стуком упала на асфальт.

Я уже знал, что сейчас озвучит Борис. Замотал головой, словно не желая слышать, но слова все равно ударили по ушам.

— Такое не только здесь, — сказал Борис и махнул рукой в сторону Внуково. — Пока ты спал, я метнулся к аэропорту на километр. Везде одно и то же. Дохлые машины, заброшенные дома. Ни света, ни огня.

Чувствуя, как приходит осознание трагедии, я отступил на шаг. Будто это Борис был виноват во всем случившемся, будто он мог заразить меня какой-то неведомой инфекцией катастрофы.

— Нет, — сорвалось с пересохших губ.

— Да, брат, — жестко отрезал Борис. — Вырубило, как минимум, все окрестности.

Я снова мотнул головой. Взгляд уперся в большой искореженный цилиндр, лежащий за перевернутой фурой. Уже понимая, что это за штуковина, я сделал еще один шаг назад.

Хотелось убежать от надвинувшейся вдруг реальности. Далеко-далеко, туда, где снова все будет привычно и просто.

— Мама…

Я не узнал своего голоса.

Борис посмотрел на меня исподлобья. Пронзительно, страшно.

— Ее самолет был уже в воздухе, — произнес он, наискось отсекая прошлое.

Ух-ух. Ух-ух-ух.

Меня словно вынули из тела и дали взглянуть на себя со стороны…

Лицо серое, как дорожная пыль, кулаки сжаты до белизны в костяшках, плечо перепачкано кровью, в глазах отражается чистое небо с белоснежными ватными облаками. А под этим прозрачным небом — серое полотно шоссе, разбитый пешеходный мост, сплющенные легковушки, перекрученный отбойник, опрокинутая фура, искореженный цилиндр авиационной турбины…