Гусар бессмертия - Алексей Волков Страница 5

– Позолоти ручку, барин! Все, что будет, скажу…

Женский голос, грудной, волнующий легкой хрипотцой, да еще произносивший слова пусть с акцентом, но по-русски, поневоле привлек внимание.

Хотя такой мог привлечь внимание и в России.

Инстербург же был городом прусским. Типичный европейский городок с неизменной ратушей на главной площади, с кирхой, булыжными мостовыми, тесными улочками, двухэтажными домами обывателей. Спокойное тихое место, в котором десятилетия ничего не происходит. Обычные житейские хлопоты, неизбежная кружка пива в трактире вечерком…

Как раз теперь никакого покоя не было и быть не могло. А русская речь звучала едва ли не чаще немецкой.

Городок был наводнен войсками. Не в том смысле, что тут стояло много частей, но почему бы куда-то не выбраться, раз появилось свободное время? Может, и не настолько много в Инстербурге было в данный момент военных, однако на узких улочках казалось – сотни и тысячи.

Весенняя распутица выступила в роли миротворца, разведя две враждующих армии и уже третий месяц не позволяя вести боевые действия. Она же сильно мешала подвозу, и потому на обеих половинах Пруссии – как той, что была захвачена французами, так и другой, удерживаемой русскими, – было голодновато и уныло.

Но день сегодня выдался солнечный, повеяло теплом, и этот в общем-то пустяк заставил забыть о бытовых неудобствах.

Как всегда бывает в такое время, кое-кто не спешил снять серые шинели. Зато другие уже щеголяли в одних мундирах, и среди темной зелени пехоты мелькали казачьи чекмени, белые кирасирские колеты и яркая цветная форма гусар. Разнообразные дела привели в небольшой тыловой городок представителей многих российских полков, словно судьба решила подразнить прусских обывательниц видом настоящих мужчин.

Но даже на этом фоне вид трех александрийских гусар поневоле притягивал взоры юных горожанок и их более зрелых мамаш. Черные с серебряными шнурами ментики и доломаны, белые чикчиры, черные ботики, разве что ташки отделаны красным, да такие же красные воротники и обшлага… Женские и девичьи сердца бились быстрее, а в душах рождались смутные грезы.

Ох уж эти военные!..

Взгляды порой бывали настолько красноречивы, что даже майор Кондзеровский, уже в летах, помнящий не только штурм Праги, но и турецкую войну, и основание полка два с лишним десятка лет назад, поневоле подкручивал ус, некогда черный, а ныне щедро побеленный сединой. А что уж говорить об его субалтернах! И двадцатилетний Шуханов, и восемнадцатилетний Орлов не шли – шествовали, гордо опираясь левой рукой на сабли. Кивера залихватски сдвинуты, шаг тверд. Показная разочарованность была еще не в моде. Поручик и корнет щедро отвечали улыбками на улыбки. Если же сквозила в них некоторая снисходительность, так не юноши же идут – боевые офицеры, участники знаменитых кавалерийских атак под Чарновым, Пултуском, авангардных сшибок, генеральной баталии на поле рядом с Прейсиш-Эйлау… Гусары – не кто-нибудь.

В молодости все женщины кажутся особенно прекрасными. Лишь бы призывно смотрели на вас. Даже если призыв мерещится.

А уж услышать голос…

– Позолоти ручку…

Какая разница, что именно говорят? И что речь обращена к какому-то пехотному офицеру с адъютантским аксельбантом?

Зато говорящая! Молодая, даже скорее – совсем юная, лет пятнадцати цыганочка, вся в ярком, цветастом, губки пухлые, свежие, созданные для поцелуев, а глаза даже не карие – черные, как беззвездная ночь. Или – как бездонный омут. Хоть утони без следа…

Адъютант улыбнулся, но золотить ручку не стал.

Оно к лучшему. Теперь цыганка перевела взгляд черных глаз на гусар в черном.

– Ой, какие красавцы! Позолотите ручку! Прошлое расскажу, грядущее приоткрою!

Оба субалтерна искоса взглянули на майора. Пусть они сейчас просто прогуливались, однако в присутствии своего непосредственного эскадронного командира лезть вперед было неудобно.

Обычно суровое, лицо старого майора заметно подобрело. Тем не менее он отрицательно качнул головой:

– Шалишь! Прошлое знаю. Грядущее – зачем? Судьбу не обманешь.

Но на своих спутников посмотрел разрешающе. Мол, я свое слово сказал, а вы как хотите.

Орлов не успел понять, как и почему, но рука сама, повинуясь взору цыганки, извлекла серебряный рубль и протянула девушке.

– Дай ручку, погадаю. – Монета мгновенно исчезла, зато Орлов получил возможность протянуть цыганке ладонь.

И ощутил божественное прикосновение нежных женских ручек.

В голове слегка зашумело. Уж непонятно – от этого прикосновения или небольшого количества вина, выпитого перед прогулкой. Но выпито было самую малость, так, по бутылке на брата…

Цыганка всмотрелась в линии, и вдруг что-то дрогнуло в ее лице. Она внимательно посмотрела на Орлова, словно надеялась найти на его лице подтверждение или опровержение тому, что говорила его рука.