Проклятие темных вод - Пенни Хэнкок Страница 5

— Соня! Со-о-оня-а-а!

Будто выброшенная из транса в реальность, я испуганно подняла голову. Далеко от берега Себ и его друг Марк, оба в мокрых, прилипших к телу трусах, балансировали на краешке борта старой затопленной баржи и махали мне. Марк сильно толкнул Себа.

— Эй, Соня! Помоги! — кричал Себ.

Он молотил руками, симулировал ужас, барахтался и уходил с головой под воду. Марк корчился от смеха. Но когда Себ через какое-то время не появился на поверхности, друг нырнул за ним. Оба исчезли в мутно-коричневой глубине, такой грязной, что в ней едва отражалось солнце. Прошли секунды. Минуты. Никто не взбаламутил непроницаемую для света поверхность. У меня бешено заколотилось сердце, во рту пересохло, мороженое прилипло к языку. И тут — всплеск. Голова. Марк. Вылез на баржу и скрылся за ее носовой частью. А Себ так и не появился. Я шагнула в воду, вглядываясь в неподвижную реку. Верфи вниз по течению, возле Блэкуолла, казались размытыми и даже колыхались в жарком мареве. Все вокруг затихло. Пролетел мимо катер, оставив за собой волны. Те поспешили ко мне, облизали икры — и вновь все стихло. Душа ушла в пятки. Дыхание сперло. Мир рухнул. И наконец… Плюх!

Себ возник в нескольких футах от меня, облепленный грязной, воняющей мазутом тиной. Пошатываясь, приблизился, схватил за руку и потянул к себе. Я сопротивлялась недолго. Уронила остатки фруктового льда, впилась ногтями в плечи парня. Он засмеялся. Попыталась ударить — бесполезно: он был намного сильнее. Вот вода уже дошла мне до бедер, платье прилипло к телу. Себ опять потянул к себе, и я потеряла равновесие. Холодная влага — облегчение после жары. Я бросилась к юноше, яростно молотя по воде.

— У-у-у, трусиха Соня! — дразнил он, пятясь.

Марк присоединился к нам. Мальчишки забрались мне на спину, шутливо попытались утопить. Себ схватил меня за ноги. Я выскользнула, постаралась сцапать их за волосы, промахнулась, крепко ударила Марка по руке. Тот взвыл и отпустил меня, и, едва мое лицо оказалось над водой, легкие тотчас наполнились вонючим воздухом. В холодной мутной реке платье липло к телу. Сильные руки Себа сжимали мои лодыжки. Солнце яростно припекало наши головы.

— Время пить пиво! — крикнул Себ.

Парень отпустил меня, и друзья наперегонки поплыли кролем, но не к берегу, а к баржам. Я пустилась следом, изо всех сил стараясь не наглотаться воды. Рассказывали, в реке есть яды, которые могут парализовать. Влага казалась густой и липнущей к коже, а ее зловонная поверхность — непроглядной. «В ней, как в проявителе, можно делать фотографии», — мрачно шутили люди. Настоящий химический бульон, а не вода. Ноги легко касались разных вещей. Щекотка — пластиковый пакет, легкий толчок — что-то большое и скользкое. Я старалась не фантазировать о том, что еще может тронуть меня, лизнуть… или даже съесть.

Посередине русла прошел речной трамвайчик; пассажиры весело махали нам. На другом берегу за клубами густого серого пара прятались верфи Собачьего острова. Я попыталась, как мальчишки, подтянуться, влезая на баржу, но не удержалась и соскользнула с покрытого водорослями борта. Занозила ладони, сломала несколько ногтей.

— Вот размазня! — заорал Марк. — Дохлик! Правда, Себ?

— Отвяжись от нее, — ответил Себ.

У меня сердце екнуло. Найдя опору ближе к корме, где болтался кранец из шины, я все-таки умудрилась взобраться. Мальчишки сделали из старой сети нечто вроде авоськи с привязанной веревкой и притащили в ней банки пива и пакеты чипсов. Вынули чипсы, опустили сеть с пивом за борт — охлаждаться. Мы лежали на горячей деревянной палубе, невидимые для всего остального мира, а солнце выпаривало речную воду из нашей одежды. Иногда баржи с легким стуком толкались бортами. Полицейский катер пронесся мимо, разбудив волну, от которой баржи закачались, заскрипели и стали ощутимо биться друг о друга, как в сильный шторм. Когда все затихло, в мире снова осталось только солнце, обжигающе горячее дерево и мы трое.

— Сделай так, — сказал мне Себ, округлив губы в виде «О».

Я повиновалась. Парень набрал в рот пива, склонился надо мной, прижав свои губы к моим, и выпустил холодную жидкость мне в глотку. Прохладный металлический привкус — и тепло, исходящее от Себа. Меня охватило странное чувство, будто ноги тают на жаре. Себ повернулся к Марку и проделал с ним то же самое. Потом попросил меня повторить то же с каждым из них. «Хочется почувствовать, каково это», — сказал юноша. Ему всегда было любопытно, «каково оно будет». А было это восхитительно: холодная жидкость, бегущая меж теплых губ. Мы забавлялись так, пока пиво не нагрелось.

— Коснись моего языка своим, — попросил Себ, и я послушалась.

Марк наблюдал. Себ целовал меня долго и крепко. С привкусом пива и реки.

— Тьфу! Ну ты и дебил! — скривился Марк.

Себ оторвался от меня и впился в губы Марка, заставив того замолчать.

— Сейчас пронырну под баржами, — сообщил Себ.

— Завязывай! На фига?

— А на фига все вообще? Просто хочу знать, смогу или нет.

— Завязывай, говорю. Придурок. — Марк привстал и усмехнулся.

Себ прыгнул в воду и скрылся под баржами.

— Нет, ну что за дебил! — ворчал Марк, дожидаясь, когда друг покажется у противоположного борта.

Мне хотелось, чтобы он замолчал. Хотелось затаить дыхание, пока любимый не вернется, проверить — реально ли это. Убедиться, что Себ выживет. Он вынырнул, кажется, спустя годы. Потряс головой, чтобы освободить уши от воды. Затем положил ладони на борт, подтянулся и в мгновение ока запрыгнул на палубу.

— Давай, твоя очередь, — скомандовал смельчак, но не такой храбрый Марк нашел повод удрать.

Мы наблюдали, как он плыл к берегу. Затем Себ заставил меня лечь на него.

— Скинь платье, — попросил парень.

И получил звонкую оплеуху.

— Уф! — Отвернулся. — Давай-давай.

— Только если ты снимешь трусы.

— Договорились.

Он стянул трусы, я — платье. Еще не настолько зрелая, чтобы носить лифчик, я легла, плотно прижавшись грудью к его груди. Казалось, будто мы сплавились, — так идеально тела дополняли одно другое. Мы, словно частички 3D-шарады, нуждались друг в друге, чтобы сложить полную безупречную картину. Именно это ощущение живет во мне и ярче всего припоминается сейчас, когда я иду, как и в тот день, по аллейке домой: наши разгоряченные солнцем тела, чуть липкие от влажной близости реки́, пахнущие тиной, слились воедино… Я любила Себа. Это понятно без лишних слов. Он казался самым красивым созданием из когда-либо ходивших по земле. В тот день на барже я смотрела вниз, на его лицо, и думала: «Неужели есть на свете кто-то столь же идеальный?» У парня были удлиненные, миндалевидной формы голубые глаза, а уста казались постоянно красными и чуть припухшими, будто он наелся клубничного мороженого. Кончики губ опущены, словно юноша считал всех вокруг недалекими, будто ждал, когда же весь остальной мир догонит его. Острые кости его таза прижались к впадинкам под моими. Его кожа, теплая и как бы рельефная, терлась о мои ребра. Моя грудь, еще только начинающая расти и смягчаться, пружинила на его груди.