Клановое фэнтези. Руны Возмездия - Константин Игнатов Страница 5

Со стороны жестокий рукопашный бой напоминал, скорее, беспорядочную свалку. Наблюдатель, не сведущий в магии, наверное, мог бы подумать, что соперники примитивно дерутся, используя исключительно физическую силу; стремятся размозжить друг другу головы, либо раскромсать туловища – человек мечом (странно, но Ульяне почудилось, будто в руках у Кирилла мелькает обыкновенная палка), а дьявоглоты хвостами, когтями, зубами. Но такое впечатление было, конечно же, обманчивым. Основывалось оно на несовершенстве людского восприятия мира. Стычка носила характер прежде всего магический. Почти каждое телодвижение бойцов диктовалось в ней тайным, двойным смыслом, являлось необходимым элементом чародейства.

Тренированным взором волшебницы Ульяна отлично видела, как вокруг потасовки горячим потоком, будто расплавленный шоколад, струилась, текла, клубилась Связь – магический Эфир (Волна), первооснова волхования или, как еще говорят, Сила. Но всё же Связь – более точная характеристика явления. Ибо Сила есть уже конечный продукт чародейства, спрятанный за кулисами Волны. Именно за кончик Связи, как за веревочку, при помощи заклятия должен дернуть маг, чтоб возбудить желанное волшебство, – Силу в действии, которая через загадочный Эфир вытягивалась из кладовых вселенской энергетики. Связь разлита на поверхности земель неравномерно. Там, где ее больше, волхвовать проще: чародейства рождаются как бы сами по себе. Там, где меньше, – соответственно, наоборот. Для успешного колдовства практикующему магу необходимо поймать, образно говоря, оседлать Волну. Другими словами, создать в ткани первоосновы требуемый плацдарм, куда можно было бы втиснуть свое заклятие. Иначе оно обернется бессмысленным словесным оборотом, пустым набором никчемных звуков. И чем шире Волна, чем объемней плацдарм, – тем лучше. Разумеется, опытные кудесники посредством тайных магических приемов способны обнаруживать и притягивать к себе Связь из любой точки мироздания. В этом, собственно, и заключается мастерство. Купаясь в Волне при соответствующем Знании можно сотворить что угодно. Но просто нагнуться и поддеть желанную субстанцию, как оброненную кем-то вещь, невозможно. Волна дается в руки только самым посвященным. Именно поэтому от удивления глаза Ульяны были рады вылезти на лоб…

Сгустки первородной Связи, притянутые соперниками, достигали такой концентрации, что выливались в яркие всполохи, слепящие вспышки оранжевого света, заметные, пожалуй, даже в диапазоне, доступном обычному человеческому глазу, далекому от магии. Волшебные струи Эфира, умело направляемые бойцами, шипели, извивались, пенились, переплетались; со скрипом и свистом наезжали друг на друга, сшибались лоб в лоб, разбрызгивали огненные капли, образуя над полем боя причудливый мерцающий орнамент. Так что магическая схватка, вероятно, вполне могла бы претендовать на роль красочного светового шоу.

…И тут в гуще сражения стряслось как раз то, чего Уля больше всего и боялась. В стычке с уродами из Низов никто не застрахован от… не застрахован от чего угодно… И вот – будь ты трижды проклят, Полюс Подземелий! – это случилось! Крупный трехрогий дьявоглот исторг из себя ядовитый гейзер Изнанки. Плотная угольная струя под сильным напором, будто из фонтана, вырвалась из разъятой пасти чудовища и вонзилась в то место, где только что стоял Кирилл. Черная пыль махом выжгла в плато глубокую воронку. Вверх взметнулись столбы мутного пара. Парень успел среагировать, сиганул в последний момент в сторону. Но всё же его зацепило. Правда, совсем чуть-чуть. Однако этого хватило. Кирилл утратил координацию движений, споткнулся, упал наземь, покатился. Похоже, воина настиг сбой ориентации и, главное, – ему отказало зрение. Надолго или нет, неизвестно. Киря неуклюже встал на колени и, не глядя вниз, как слепец, стал осторожно ощупывать обеими руками пространство перед собой в поисках выроненной палки. Наконец он ее нашел, подтянул к себе, неуверенно, пошатываясь, поднялся на ноги, вытянул перед собой деревяшку, точно меч. Парень отрывисто поворачивался то влево, то вправо, широко размахивал своим оружием, будто отбивал чье-то нападение, сдерживал невидимого врага. На самом же деле был он сейчас, судя по всему, очень уязвимым, практически беззащитным.

Спасло молодого волшебника, пожалуй, только то, что все его преследователи в данный момент сами сгрудились в кучу-малу. Когда трехрогий гигант плюнул своей гадостью в Кирилла, то под струю, предназначенную парню, угодил по случайности еще и подскочивший двурогий выродок. Одурманенный Подложкой монстр ни с того ни с сего боднул нападавшего дракона. Дьявоглоты столкнулись широченными лбами, точнее, сцепились рогами. Началась бурная реакция слияния встречных потоков магии. Головы гигантов утонули в густом зеленоватом свечении. На землю просыпался целый каскад горящих искр. Ударяясь о землю, они с диким шипением отскакивали вверх, разлетались во все стороны, превращая несчастные камни в тлеющие головешки. Оба страшилища вздыбили загривки, высоко задрали крокодиловы пасти, подняли вверх передние лапы, будто лезли друг к другу обниматься, а затем вместе бухнулись вниз, мордами в клубящуюся воронку, где вдосталь наглотались вонючего черного пара.

Для них квазиугольная пыль не являлась, конечно, смертельным ядом, как для любого другого существа. Но и полностью безвредной штукой назвать сию пакость порождения Изнанки, скорее всего, не могли. Отрава собственного производства действовала на дьявоглотов наподобие сильного наркотика кратковременного действия – на несколько минут полностью отшибала им мозги. Растерянные твари бешено вращали глазами, каждым по отдельности – в разные стороны; тихо мычали себе в ноздри, неловко ворочали массивными телами, сталкивались шипами, высекали из них яркие магические всполохи, отползали назад, но тут же шарахались обратно в объятия друг к другу.

Третий гигант – кстати, тоже трехрогий – в спешке запнулся о двух своих товарищей, вляпался носом туда же – в зловонную воронку и, вероятно, успел хапнуть зелья Подложки с лихвой. С досады он дико взвыл, резко дернулся всей тушей, несколько раз что-то злобно протрубил ввысь, свирепо вильнул огромным хвостом и… сшиб им четвертого, последнего из монстров – однорогого. Тот почему-то замешкался, затерся в тылах авангарда, очевидно, уступал дорогу старшим и вот – схлопотал. А тяжелогвардеец с психу вложил в удар хвостом, похоже, всю вскипевшую в груди ненависть. Потому что однорогий дьявоглот – хоть и поменьше собратьев, но тоже громадина та еще – отлетел аж на несколько саженей в сторону, безразмерным снарядом плюхнулся в болото, поднял вверх волну густой жижи. Каменное плато окатило потоком грязи. Трясина равнодушно чавкнула, поглотила добычу целиком, с головой. Омуты здесь гибельные, глубокие, что ни говори. Через минуту-другую уязвленный зверь, весь облепленный тиной, медленно выполз на берег и с удивлением уставился на двурогую, трехрогую компанию – рангом повыше, – развалившуюся возле дымящейся воронки.

Что они там испытывали – удовольствие, наслаждение или, наоборот, страх и боль, – не поймешь. Да это и не важно. Главное, что чудища предоставили Кириллу спасительные мгновения для принятия нужного решения. И парень не сплоховал.

Как только ослепший воин убедился, что соперники дают ему почему-то фору, сразу же сунул на ощупь «грозную» палку-меч в ножны, инстинктивно отступил на шаг назад, остановился, воздел руки к небу и медленно глубоко-глубоко вдохнул, кропотливо впитывая в себя эманации окружающего аэра. Затем волшебник слепил ладонями из воздуха, как дети – из песка, невидимый клубок, поднес его к губам, торжественно поцеловал. На языке магов сей жест являл собой ритуальный знак передачи кому-то внутренней, индивидуальной энергии; символ наделения постороннего предмета собственными чертами. После этого молодой чародей с напутствием-наговором метнул ввысь незримый предмет.