Змееборец - Наталья Игнатова Страница 5

…Мастеру Серпенте совсем не улыбалось провести ночь в душной, вонючей землянке. Уж лучше под дождем. Лучше насквозь промокнуть, чем задохнуться. Но его мнения никто не спрашивал. Связали по рукам и ногам да затолкнули внутрь, так что купец просто скатился по земляным ступенькам, и растянулся на сыром полу… Должен был растянуться. Человек ведь не кошка, не может же он, связанный, на ноги приземлиться.

На ноги – не может. Серпенте, кувыркнувшись через плечо, упал на колени. Быстро огляделся, убедился, что в землянке пусто, и встал, брезгливо передернув плечами. Кошка – не кошка, но грязи он не любил совершенно по-кошачьи. И пахло здесь… ожидаемо. Да. Землей, сыростью и старыми портянками. Низкий свод заставлял пригибаться: в землянке, наверное, и человеку среднего роста было бы тесновато. Недовольно фыркнув, Серпенте шевельнул связанными за спиной руками… и прыгнул, сложившись чуть не пополам. Через кисти рук, как через скакалку.

Так что там с кошками? Что они могут, такого, чего человек бы не смог?

– Не будем спешить, – тихо пробормотал Серпенте, усаживаясь на деревянные нары, – куда нам спешить, правда?

Как будто в ответ на его слова, из-под кружевной манжеты выглянула змеиная голова. Блеснули глаза-бусинки.

– Не сейчас, – десятиградец подпустил в голос строгости, – сейчас – отбой.

Деревянный змей послушно вернулся на свое место на плече хозяина.

Серпенте поднял руки, изучая кожаные ремни на запястьях. Сморщил нос, словно от пут пахло как-то особенно гадко. Примерился, и одним движением перекусил прочную кожу. Кусок ремня он тут же брезгливо выплюнул, стряхнул путы и потер запястья. Срез был чистым, как будто над кожей потрудились не зубы, а острый нож.

– Зеш, – прошипел купец, снова сплевывая, – в какой дряни они это выпачкали?

Обращался он, по всей видимости, к браслету, других собеседников не было. Не дождавшись ни понимания, ни сочувствия, Серпенте стал распутывать узлы на ремнях, связавших его щиколотки. Он по-прежнему брезгливо морщился, но был доволен уже тем, что больше не нужно кусать ничего неприятного.

Часовые, дежурившие у входа в землянку, сменялись одновременно с постами, охранявшими лагерь. Каждые три часа. А два раза в час все посты проверял начальник караула. Трудно поверить в то, что у разбойников возможна такая дисциплина. Еще труднее поверить в разбойников, которым небезразлична внешнеполитическая ситуация, и взаимоотношения Загорья с сопредельными державами.

Милые парни, простые, как кусок мыла, а, мастер Серпенте? А уж одежка чего стоит! Кто ж им такую спроворил, скажите на милость? И не бесись ты так, незачем. Гнев редко бывает полезным, а уж в твоем положении от него и вовсе одна беда. Терпение, мастер, терпение – вот истинная добродетель. До тех пор, пока не придет пора свернуть шею тийсашкирх [2], посмевшему оскорбить тебя. А время придет, ждать осталось недолго, вот и подумай, пока ждешь, чем, кроме убийства стоило бы здесь заняться.

Может, воспользоваться ситуацией, быть паинькой и выведать у тийсашкирх побольше сведений о его начальстве, о тех, кто отдает приказы, снабжает деньгами и оружием? А, может быть, сделать так, чтобы паинькой стал он сам? Да нет, не стоит оно того. Даже если бородатый атаман что-то и знает, тратить на него время нет ни желания, ни возможностей. Книга из королевской библиотеки – вот, что важно. А все прочее – суета сует. Вот если книжку добыть не удастся, тогда, конечно, придется вновь обратить свой взор к делам мирским.

Даже думать об этом не хочется.

По возможности удобно устроившись на жестких нарах, мастер Серпенте ожидал, когда ночь приблизится к утру.

* * *

Вспыхнули в темноте два ярких, белых огонька. Тихий шелест. Такой же тихий смешок.

– Пора, – шепот тише, чем вздох.

Деревянный браслет соскользнул по руке, обвил запястье. Серпенте бесшумно поднялся к двери и прислушался, отведя руку с браслетом так, как если бы собирался метнуть нож.

Снаружи было тихо. Сонная, тяжелая тишина, она наползает перед утренним туманом, глушит звуки, притупляет чувства, давит на сердце. Однако часовые не спали, даже не дремали, они лишь немного утратили бдительность, как раз настолько, насколько это допустимо, если знаешь, что пленник вел себя тихо всю ночь. Если уверен, что тот, кого ты сторожишь, надежно связан, и наверняка спит сейчас, досматривая десятый сон. Если видишь, какой толщины бревно подпирает дверь землянки.

Серпенте на секунду прикрыл глаза, и глубоко-глубоко вздохнул. А потом резко, всем телом ударил в прочную, тяжелую дверь. Две толстые доски сломались с громким треском. И из пролома прямо в лицо изумленному часовому вылетела змея. Гибкое змеиное тело, жесткое, шершавое как еловая веточка, сдавило горло, не позволяя крику вырваться из гортани. А через пролом, продолжением кошмара, подобно змее гораздо больших размеров, выскользнуло существо, рассмотреть которое часовые просто не успели.

Тот, кто погиб первым – погиб от рук этого создания – увидел лишь светящиеся глаза, да волосы, тучей взметнувшиеся над головой. Тот, кто умер, удавленный змеей, успел понять, что его товарища убил Серпенте. Тот самый Серпенте, пленник, купец-богатей…

Десятиградец упал на землю, и с необыкновенной ловкостью, почти бесшумно скользнув по устилавшим почву мокрым листьям, отполз за землянку. Теперь в правой руке у него был короткий топор, а в зубах – нож. Тяжелый, однако вполне пригодный для метания.

Серпенте затаился и ждал.

Треск от выбитых досок показался ему таким громким, что на него непременно должны были сбежаться остальные разбойники. Во всяком случае, те из них, кто нес вахту. Серпенте ждал, ждал змей, снова обвившийся вокруг его запястья. Они оба, и змей, и хозяин не знали о том, что если треска выломанной двери окажется недостаточно, чтобы поднять тревогу, значит, скорее всего, будет сделано что-нибудь еще. Что угодно, лишь бы оно было случайностью или недосмотром. Что угодно, лишь бы привлечь к себе внимание. Что угодно, лишь бы обитатели лагеря дали повод их уничтожить…

"Разве у меня есть выбор?" – мысленно поинтересовался Серпенте сам у себя.

И сам себе ответил:

"Очень может быть, что выбор есть. Но может быть и так, что тебе повезет".

"Тогда вперед", – купец решительно оборвал безмолвный диалог. И, поднявшись, почти не скрываясь, направился в сторону атаманской землянки.

* * *

Краджес проснулся, вырванный из крепкого предутреннего сна звериным чутьем. Но это было не чутье хищника, волка или лесной кошки, это было чутье перепуганного до полусмерти зайца. Странное, незнакомое и от того напугавшее чувство. Краджес проснулся за миг до того, как услышал снаружи влажный короткий хруст. Звук, который он опознал безошибочно: так хрустят кости под лезвием топора.