Машина пробуждения - Дэвид Эдисон Страница 5

– Добро пожаловать в Неподобие! – пропел Эшер, широко раскидывая руки. – Лучший из худших районов во всей этой безымянной помойке.

Они с Купером стояли посреди кирпичного моста, перекинувшегося через пенящуюся бурую реку. Мимо них брели пешеходы, пробегали рикши и катились разномастные кареты, направлявшиеся к лабиринту извилистых улочек и переулков, образовывавших то, что называлось Неподобием. Эшер схватил спутника за запястье и потащил сквозь общую давку. Купер пытался было сопротивляться, но Эшер все равно влек его за собой – этот человек был потрясающе силен. На противоположной стороне моста толпа закручивалась вихрем вокруг небольшой площади с фонтаном, а затем устремлялась в переплетение тенистых улочек, где стены склонялись друг к другу, скрывая небо и образуя практически туннели из камня, дерева и штукатурки.

Эшер и Купер словно плыли в реке чумазых лиц; здесь встречались горожане всех сословий – богачи удивительным образом перемешались с бедняками, люди были увлечены непринужденными разговорами и обсуждали открывающуюся в полдень стихийную ярмарку. Эшер уверенно продвигался сквозь толчею, и его серое лицо, на которое падала прядка белых волос, возвышалось над ней подобно носу волшебного и горделивого корабля-призрака – корабля из костей, корабля, принадлежащего птицам.

– В Неоглашенграде полно разных мест, но при моих деньгах выбор автоматически останавливается на Неподобии, – доверительно прошептал он Куперу, когда они свернули на одну из наиболее широких улиц. – На этой грязной жемчужине города. – Эшер приветственно помахал каким-то знакомым, но Купер был слишком погружен в свои мысли, чтобы различать их лица. – О, все эти перепутавшиеся улицы и спрятанные сокровища! Здесь безопасно и весело днем, но с наступлением темноты начинается совсем другая история. И разумеется, ее-то я люблю больше всего.

Эшер раскинул руки так, будто прикидывался приведением, и его спутник против воли улыбнулся. Он схватился за руку своего проводника, крепко ее сжал, и вместе они стремительно зашагали сквозь бурлящую вокруг суету. Произошедшее полностью выбило Купера из колеи, голову его переполнял странный шепот. И от такого количества людей вокруг легче ему точно не приходилось.

Они остановились поглазеть на витрину какой-то лавки, где были выставлены товары, страннее которых Купер не видывал: резные кубки из человеческих черепов, белесые кожаные бурдюки с зашитыми глазами и ртами человеческих лиц, и над всем этим доминировало воистину ужасное произведение искусства – серебряный кувшин, украшенный тельцем годовалого малыша. При помощи какого-то жуткого процесса труп был пластифицирован, и теперь его рассеченные череп и живот обхватывали сосуд, а по пухлым ручкам и ножкам бежала сверкающая филигрань. Казалось, будто неведомый металлический паразит, пожиравший ребенка изнутри, вырвался наружу и разбросал свои серебряные щупальца по всему его телу. Почему-то, разглядывая кувшин, Купер совершенно не испытывал отвращения, напротив, в его голове зароились вполне прозаические вопросы. Как это мастер ухитрился так аккуратно раскроить ребенка от макушки и до живота? Как удалось столь изящно обработать серебро и при этом не опалить плоть и не разрушить всю композицию? Что нужно было сделать, чтобы младенец сохранял столь блаженствующий вид, в то время как ты рассекаешь его череп? Сочувствие и сострадание к детской жизни казались неуместными. Обычные искусство, мастерство и торговля.

А это, во всяком случае, то, что Купер вполне понимал. Большую часть своей жизни он был простым потребителем – так почему, в конце концов, в ней что-то должно было поменяться?

– Пойдем уже, Купер, – возмутился Эшер, дергая новичка за рукав. – Колокола, ну ты и тормоз!

Человек с черной кожей – не коричневой, а действительно черной – склонился над лежащим ребенком, устремившим неприятно неподвижный взгляд в небо.

– ДавайЖеСаббиВставай, – причитал человек. Или же нет? Купер был слишком далеко, чтобы иметь возможность расслышать, да и к тому же губы чернокожего даже не шевелились. – СаббиСаббиПосмотриНаПапочку, – вновь услышал Купер, когда они поравнялись; черный человек был напуган.

Купер покосился на Эшера, чтобы понять, слышит ли он, но проводник, казалось, был совершенно невозмутим. Когда они проходили мимо, Купер вновь посмотрел на скорбящего мужчину, но тот не замечал окружающих, гладя сына по щекам черными, как уголь, пальцами.

– СаббиВернись! ПапочкаНеМожетБезТебя!

Не слышали ничего и другие прохожие. Купер точно бы понял, если бы они слышали, но делали вид, будто не замечают чужих страданий, поскольку каждый день сталкивался с таким поведением в Нью-Йорке. Нет, он единственный, кто слышал несказанные слова. Он, и только он.

– Эшер, – начал Купер, пытаясь понять, не сходит ли с ума, но тут они свернули за угол, оказавшись в заросшем бурьяном дворике.

Женщина с кожей цвета заката, одетая в потрепанное платье, стояла, прислонившись к стене, прижатая к ней мужчиной с крысиным лицом, глазами навыкате и трясущимися руками. Кудрявые волосы женщины были собраны в аккуратный пучок, но при этом их покрывал густой слой пыли – словно парик, извлеченный из коробки, где тот пролежал пару десятков лет.

Что-то заставило Купера остановиться на полушаге. Эшер раздраженно оглянулся, но Купер просто застыл, в ужасе глядя на женщину и ее собеседника.

Ее печальное лицо покрывала яркая косметика, призванная скрыть истину, и всякий раз, как коротышка что-то говорил, она смеялась, точно школьница, сверкая улыбкой, не затрагивавшей ее глаз. Мужчина положил руку на ее грудь, и женщина сама прижала ее сильнее, прошептала что-то ободряющее. Он же, продолжая говорить, мягко провел пальцем по ее шее. Женщина облизала губы и прижалась к нему, но про себя она кричала. Купер знал это, потому что слышал.

– НетНетПожалуйстаТолькоНеСнова, – вот что он слышал. Это были неизреченные слова. Слова ужаса. – НетНетХватитЯНеМогуДышатьНеМогуДышатъУбейМеняПрошуУбейМеня. УбейДоКонца. ИПустьВЭтотРазВсеЗакончится. ПустьВсеЗакончитсяЯНеВынесуЕсли СноваПроснусь.

– Стой! – закричал Купер, срываясь с места. – Стой! Эшер, помоги, он собирается ее убить!

Эшер разразился лающим смехом и поймал Купера за руку.

– Разумеется, именно это он и собирается сделать. – Извиняясь, он помахал женщине и похожему на крысу коротышке. – Прошу, не обращайте на нас внимания.

Затем Эшер рывком притянул Купера к себе и прорычал:

– Никогда так больше не делай. У тебя не только нет никакого представления о наших обычаях, но еще и морального права вмешиваться в них. А еще твое поведение плохо скажется на моей репутации.

– Что она такое? – с ужасом в голосе спросил Купер, когда женщина и ее кавалер скрылись во мраке переулка.

– Кровавая шлюха, – сухо ответил Эшер, но взгляд его при этом уперся в землю. – Проститутка жизни. Глупая девчонка, когда-то на своем пути подмахнувшая не тот контракт и в результате застрявшая здесь. Она не может умереть и продает свое тело, свою жизнь любой сволочи с парой монет в кармане. Ее насилуют, выпускают кишки, а напоследок запихивают деньги в рот.