Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант - Василий Звягинцев Страница 5

Валентин тоже кивнул, предпочитая не говорить слов, которые могут быть истолкованы самым неожиданным для него образом. Почему и в ближнем окружении Сталина продержался так долго.

— Скажите, Дайяна, — спросил Шульгин, — сколько времени назад по вашему счету мы расстались?

— Часов десять-двенадцать, я думаю…

Очень хорошо. Для первого Александра, по личным ощущениям, прошло не меньше года. Это с возвращением в крымскую Россию, в Москву, со спасением Колчака, сражениями с англичанами и всем прочим. И — переброс сюда.

Вторая память ограничивалась десятью днями — от ночи в постели Сильвии до ухода сюда же, через историю Шестакова. При этом он спокойно относился к совмещению в себе этих далеко не конгруэнтных [5]вариантов.

И пока еще он не очнулся в каменной каютке Нерубаевских катакомб [6], чтобы осознать часть (только часть) с ним произошедшего. Это, в определенном смысле, впереди.

Ни Дайяну, ни Лихарева он грузить собственными сомнениями не собирался. Они раз и навсегда договорились с Новиковым (кстати — после напряженного разговора с Дайяной же), который единственно его понимал в почти полной мере, — не касаться проблем собственной адекватности и душевного здоровья. Иначе легко зайти слишком далеко. Лучше попросту: психи — так психи, нет — так нет. Начнешь углубляться, выяснять, обсуждать, диагностировать — верный путь к смирительной рубашке. Не джеклондоновской, к обыкновенной.

— Давайте лучше уточним наши позиции, — предложил он. — Последний с вами разговор, Дайяна, мне показался конструктивным. Вы вели себя как весьма разумная и отстранившая потерявшие смысл эмоции женщина. Мы могли бы принять вас в наше общество, как Ирину, как Сильвию…

Лицо Дайяны дернулось мгновенным тиком. Нет, пожалуй, Шульгин слегка перебрал. Так сразу предложить герцогине место горничной или приживалки — не всякая поймет правильно, найдет в себе силы здраво оценить обстановку. А с другой стороны, Александр сам видел, как легко адаптировались, оставив гонор, русские князья, полковники и фрейлины двора Ея Величества к положению шоферов, швейцаров борделей или… Но не будем, не будем уточнять.

— Спасибо за предложение, но планы у меня есть собственные, и вряд ли мы сможем найти общий язык. Вы просто не понимаете, о чем говорите. И правы вы только в одном — из того, что наши пути снова пересеклись, следует лишь вопрос: кому и зачем это нужно? Но уже не мне. Я сижу сейчас здесь и не могу найти никаких объяснений — зачем? На самом деле самое простое — у меня появилось желание вновь увидеть это место, я пришла и увидела вас. А теперь и этого господина, которого я неплохо помню. Леди Спенсер отзывалась о нем достаточно положительно. Вы от нее, это она дала вам формулу перехода? А для чего? Ваше появление здесь и раньше не показалось бы мне уместным, а теперь тем более. Или на Земле опять случилось что-нибудь неожиданное?

— Насколько я знаю, нет, — осторожно сказал Лихарев. — Простите мою инициативу, но я просто счел своим долгом найти кого-нибудь из руководства. Леди Спенсер последнее время ведет себя достаточно странно, вот хотя бы в истории с товарищем Шульгиным-Шестаковым… Есть и еще несообразные моменты…

— Стучать прибежал? — широко улыбнулся Шульгин. — Террор среды, как у вас говорят? Не донесешь ты первым, донесут на тебя? А мне казалось, ты к советскому яду нечувствителен…

Такая трактовка его поступка Лихарева, кстати, вполне устраивала. Не нужно придумывать ничего более сложного.

— Александр Иванович, все ведь зависит только от того, как назвать. По-вашему — стучать, по-другому — принять необходимые меры. Если на фронте вы узнаете, что ваш командир собирается перебежать на сторону врага с секретными документами, неужели сделаете вид, что вас это не касается?

— Хорошо, хорошо, пример удачный, а вообще ваши дела меня ни малейшим краем не интересуют. Вот, встретил ты главнейшую из главных, докладывай, а я и выйти могу, мне ваши секреты вон где… Мне бы домой поскорее вернуться.

Он в самом деле встал, пружинистой походкой направился к двери на окружавшую терем галерею.

— Вы опоздали, координатор Лихарев, — прежним тусклым голосом сказала Дайяна. — Ничего нет. Базы нет, Проекта нет, меня, в том смысле, как вы это представляете, тоже нет… Живите, как знаете, или, наподобие самураев в день капитуляции Японии, сделайте себе харакири…

— А немного подробнее — можно?

Дайяна очень коротко и устало пересказала ему то, что раньше уже говорила Сильвии. О ликвидации связи с Метрополией, исчезновении базы, распаде памяти, ее личной и компьютерной, «схлопывании» всего «Pax Aggriana» [7].

Но Лихарев был не так прост. Он спросил Дайяну о реальной, фиксированной по Главной последовательности дате начала этого процесса.

— Ваш вопрос не имеет смысла. Какая разница?

— Для меня — есть. По косвенным данным, ставшим мне доступными совершенно случайно, это произошло никак не раньше конца восьмидесятых годов…

— И что?

— Я ведь живу и работаю в тридцать восьмом. Что бы тут у вас ни случилось, в моем времени все остается по-прежнему?

— Очень может быть. Но меня это уже не интересует. Я ведь — здесь.

— А я могу переместиться оттуда — сюда? Если миссия там больше не имеет смысла?

Дайяна задумалась на несколько секунд.

— Боюсь, что нет. Вас же учили…

Теорию Лихарев помнил, но ведь столько уже произошло и происходит вещей, никак с ней не согласующихся.

— Простите, ведь только что господин Шульгин предлагал ВАМ присоединиться к их компании в их времени. Почему бы и не мне тоже? Раз в тридцать восьмом моя работа уже не имеет смысла и перспектив…

Дайяна пристально посмотрела ему в глаза.

— Просто потому, что вы — не я. Вы жестко привязаны к своему месту и времени. Если вздумаете остаться здесь — вас просто выдернет обратно, когда напряжение хронополя упадет. А оно упадет очень скоро, оно уже падает, потому что Базы на Таорэре нет и его нечем поддерживать. То, что вы сюда сумели проникнуть, — это уже парадокс. Да вот, смотрите, тот, на кого вы уповаете, исчез…

Валентин посмотрел в окно.

Буквально минуту назад он видел Шульгина, сидящего на перилах и безмятежно покуривающего. Теперь же там было пусто.

Подчиняясь странной смеси отчаяния и облегчения, он выскочил на галерею. Действительно, землянин исчез, испарился. Ни убежать Александр Иванович не успел бы, ни спрятаться, приди ему в голову такая затея.