Наука Плоского мира. Книга 2. Глобус - Йен Стюарт Страница 49

Пролить свет на эту путаницу удалось Джозефу Нидэму. Во вступлении к своей поистине колоссальной «Истории китайской науки» он указал, что в Китае наука не получила значительного развития потому, что там никогда не поддерживался монотеизм. Если следовать политеистическим философским направлениям, то бессмысленно искать единственное объяснение, скажем, грозы – в итоге получится крайне условный ответ, касающийся целого ряда любовных приключений богов, причем разгадка происхождения молнии может балансировать на грани приличия [58].

Тем не менее монотеисты (под которыми мы имеем в виду таких людей, как Авраам, к которому мы еще вернемся) считают, что, создавая вселенную, Бог придерживался последовательной системы идей и причинно-следственных связей. Единой системы идей. Если вы думаете, что ваш единственный Бог был последовательным, то стоит поинтересоваться, как все эти причинно-следственные связи соотносятся друг с другом? Например, «потемневшие облака и дождь имеют отношение к молнии, когда…» и так далее. Монотеист хоть и не очень точно, но способен предсказать погоду. Политеисту же потребуется теопсихолог и полные сведения о том, что замышляют боги в данный момент. Ему необходимо знать, начнется ли грозовой ливень из-за перебранки между двумя богами или нет. Таким образом, научная казуальность совместима с казуальностью Бога, но не богов.

Более того, монотеистам свойственна врожденная нетерпимость. Убежденность в существовании единой истины, единой дороги к единому Богу противопоставляет каждую монотеистическую религию всем остальным. У них нет возможности для маневра, они не могут не замечать очевидные ошибки людей, верящих в какого-нибудь другого бога. Так монотеизм заложил фундамент для инквизиции и жесткого курса церкви, которого последователи христианства придерживались много веков – от крестовых походов до африканских и полинезийских миссионеров. Девиз «У меня есть история, и лишь она правдива» характерен для многих культов, и каждый из них нетерпим к иному мнению.

Конечно, разные веры уживаются друг с другом. Но причиной тому становятся их общие беды – наука, материальное развитие и более качественное образование. Это происходит благодаря тем мудрым людям из числа их представителей, которые признают единство человечества. Там, где мудрых людей слишком мало, получается Северная Ирландия. И то если повезет.

Если будущее податливо, а не предопределено и мы способны хоть и плохо, но предвидеть эффект от нашего поведения в настоящем, то предсказательство может стать равносильным самоубийству. И не исключено, что именно поэтому будущее и стоит предсказывать.

Большинство библейских пророков, как и многие современные фантасты, предостерегают нас от того, что может случиться, если мы будем вести себя так же, как сейчас. Таким образом, их правота подтверждается, когда пророчество оказывается ложным, потому что люди внимают им и меняют свое поведение. Их можно понять; даже если пророчество не сбылось, мы все видим, что оно могло сбыться, и получаем лучшее представление о фазовом пространстве, в котором заключено будущее нашей культуры.

А как быть с цыганкой, которая говорит, что в вашей жизни появится высокий брюнет, тем самым заставив вас иначе воспринимать всех высоких брюнетов, встречающихся у вас на пути? (Конечно, при условии, что высокие брюнеты вам интересны – это уже вам решать.) Это может быть самосбывающимся пророчеством, противоположным истории библейских пророков. Это история, свершение которой желанно слушателю, – история, которую он хочет воплотить в жизнь.

Говорят, существует всего семь основных сюжетов, а значит, наши умы, очевидно, не так сильно отличаются друг от друга, как нам кажется. Поэтому фазовое пространство человеческого опыта, по которому лавирует астролог, составляющий гороскопы для газеты, или предсказатель будущего, гораздо меньше, чем мы думали. Это объясняет, почему предсказания кажутся так глубоко проникновенными такому большому количеству людей.

Но когда будущее предсказывают астрономы и оказываются правы, на людей это производит удивительно слабое впечатление. То, что они из раза в раз точно предсказывают затмения, кажется менее значимым, чем то, что астрологи время от времени оказываются недалеки от правды. Помните проблему 2000 года, пророчившую, что как только наступит 2000 год, попадают самолеты и перестанут работать тостеры? Были потрачены миллиарды долларов на ее предотвращение – но ничего не случилось. Так что же, все зря? Отнюдь. Ничего не случилось потому, что люди приняли меры предосторожности. В противном случае цена была бы гораздо выше. Это как в библейском пророчестве: «Если это будет продолжаться…» И глядите, люди-то прислушались.

Эта рекурсивная зависимость пророчества от реакции на нее, в отличие от большинства вещей, о которых мы говорим, влияет и на складность нашего выдуманного маленького будущего, историй, которые мы рассказываем самим себе. В них мы индивидуальны. Неудивительно, что когда кто-то – скажем, астролог или Нострадамус – тыкает пальцем в это воображаемое место, в котором мы живем, и добавляет туда элементы своих историй, нам хочется ему верить. Его истории интереснее наших. Спускаясь в метро, чтобы добраться до работы, мы бы не стали думать: «Интересно, встретится ли мне сегодня высокий брюнет?» Но как только эта мысль приходит нам в голову, мы улыбаемся каждому брюнету, пусть даже и невысокому. И так наши жизни меняются (а если вы мужчина и все равно улыбаетесь брюнетам, ваша жизнь терпит куда более глубокие перемены), как и истории, которые мы представляем своим будущим.

Наша предсказуемая реакция на то, что подбрасывает нам вселенная, ставит под сомнение нашу в иных случаях непоколебимую веру в то, что мы сами решаем, как поступать. Действительно ли наша воля свободна? Или мы подобно амебам перемещаемся туда-сюда, приводимые в движение под действием динамики фазового пространства, незаметной со стороны?

В «Вымыслах реальности» есть глава, которая называется «Мы хотели написать главу о свободе воли, но потом решили этого не делать, и вот что у нас вышло». Там мы рассмотрели такой вопрос: можно ли судить человека за его действия в мире, где нет естественной свободы воли? И заключили, что в таком мире не стояло бы данного выбора: человек был бы осужден в любом случае, потому что он не имел бы возможности не быть осужденным.

Не станем углубляться в детали, но хотелось бы выделить основную идею этой дискуссии. Мы начали с замечания о том, что не существует ни одного достоверного научного способа определить свободу воли. Нельзя заново запустить точно такую же вселенную, чтобы посмотреть, можно ли во второй раз принять альтернативный выбор. Более того, в законах физики, очевидно, нет места для естественной свободы воли. Квантовая неопределенность, за которую многие философы и ученые ухватились так же рьяно, как за всеобъемлющее понятие «сознания», это вовсе не то, что нужно: случайная непредсказуемость и выбор между очевидными альтернативами – не одно и то же.

Известные законы физики могут разными способами создавать иллюзию свободы воли, например, с возникновением хаоса или эмерджентности, но нельзя создать систему, которая сумела бы принимать неодинаковые решения, даже при том, что каждая частица вселенной, включая те, из которых состоит эта система, в обоих случаях находится в одинаковом состоянии.